В дни, предшествовавшие казни, Вальдивия много времени провел наедине с Альмагро в темной и грязной темнице, ставшей последним пристанищем аделантадо. Педро восхищался его военными подвигами и щедростью, хотя знал и о некоторых его ошибках и слабостях. В заточении Альмагро рассказывал Педро о том, что он пережил за восемнадцать месяцев скитаний по Чили. Эти рассказы возбудили воображение Вальдивии и заставили строить планы завоевания страны, которую Альмагро покорить не удалось. Он описывал ужасы перехода через высокие горные хребты под неусыпным наблюдением кондоров, которые медленно кружили над головами солдат в ожидании, когда сорвется очередной бедолага, чтобы обглодать его кости. От холода в горах погибло больше двух тысяч рабов-индейцев — так называемых янакон, — двести негров, около пятидесяти испанцев и бессчетное количество лошадей и собак. Тогда даже вши исчезли, а блохи падали с одежды, как семена. Там не росло ничего, даже мха, вокруг были только голые скалы, ветер, лед и тоска.
— Уныние было такое, дон Педро, что мы жевали сырое мясо замерзших животных и пили конскую мочу. Днем мы шли так быстро, как могли, чтобы нас не занесло снегом и не сковало страхом. Ночью мы спали в обнимку с животными. На рассвете мы считали умерших индейцев и быстро шептали молитву за упокой их душ — на большее времени не было. Тела погибших оставались лежать там, где падали, как ледяные глыбы, указывая дорогу будущим путникам, чтобы они не затерялись в этой пустынной местности.
Альмагро рассказал, что доспехи у испанцев замерзали, зажимая их как в тиски, и люди снимали сапоги и перчатки вместе с пальцами, не чувствуя при этом никакой боли. Обратно тем же путем не пошел бы даже безумец, поэтому возвращаться решено было через пустыню, ведь никто и вообразить себе не мог, что эта дорога будет столь же ужасна. «Скольких же сил и страданий стоит христианину завоевание новых земель!» — думал про себя Вальдивия.
— Днем в пустыне жара будто в печи, и свет такой яркий, что рассудок мутится и у людей, и у коней: начинают видеться деревья и озера с пресной водой, — рассказывал аделантадо. — Но едва солнце заходит, температура резко падает, опускается густой туман и выпадает роса, ледяная, как снега, от которых мы страдали на вершинах гор. У нас в бочках и в кожаных мехах были большие запасы воды, но все же ее скоро стало не хватать. Жажда погубила множество индейцев и сделала испанцев хуже зверей.
— Это действительно похоже на путешествие в преисподнюю, дон Диего, — произнес Вальдивия.
— Это оно и было, дон Педро. Но я вас уверяю: если б я остался жив, я бы отправился туда еще раз.
— Но почему, если препятствия столь велики, а награда столь мала?
— Потому что за горами и пустыней, отделяющими Чили от остальных известных нам земель, скрываются зеленые холмы, благоуханные леса, полноводные реки и климат, лучше которого нет ни в Испании, ни где бы то ни было. Чили рай, дон Педро. Именно там стоит основывать города и процветать.
— А каково ваше мнение о тамошних индейцах? — спросил Вальдивия.
— Поначалу нам встречались дружелюбные дикари. Они зовутся промаукаи и родственны мапуче, но принадлежат к другим племенам. Но потом и они обратились против нас. Эти племена смешаны с племенами индейцев Перу и Эквадора; они также подчинены империи инков, чьи владения простираются до реки Био-Био. Мы нашли общий язык с некоторыми тамошними правителями, инкскими ставленниками, но продвинуться дальше на юг не смогли, потому что там живут эти самые мапуче, а они крайне воинственны. Поверите ли, дон Педро, я ни в одной из самых опасных экспедиций, ни в одной битве не встречал таких удивительно сильных врагов, как эти варвары, вооруженные палками и камнями.
— Охотно верю, аделантадо, если им удалось задержать вас и ваших солдат, знаменитых своей храбростью…
— Мапуче не знают ничего, кроме войны и свободы. У них нет короля, они не понимают иерархий и подчиняются своим вождям —
Диего де Альмагро был казнен одним зимним утром 1538 года. В последний момент Писарро изменил приговор, все же убоявшись бунта солдат в случае публичной казни, которую он прежде приказывал устроить. Альмагро казнили в темнице. Палач медленно удушил его веревкой гарроты, а затем тело было вынесено на площадь Куско, где его обезглавили, хотя выставить голову на всеобщее обозрение, подвесив на мясницком крюке, как планировалось, так и не решились.
Эрнандо Писарро к тому времени начал осознавать всю значимость того, что он совершил, и задумался о том, какой будет реакция императора Карла V. Брат губернатора решил похоронить Диего де Альмагро достойно и сам, в траурном наряде, возглавил похоронную процессию.
Через несколько лет всем братьям Писарро пришлось дорого заплатить за свои преступления, но это уже другая история.