Инессе, или О том, как меня убивали

– Вот мы все ходим по надобностям, – начал я как бы издалека, – по маленьким, но и по большим тоже ходим. И надобности эти случаются с нами в местах совершенно неожиданных, где угодно могут случиться, на работе, в гостях, в кафе-столовой, даже в транспорте дальнего следования могут, не приведи Господь, конечно.

Я поднял глаза на тебя, Инка, чтобы убедиться, не очень ли круто я начал, вот так сразу, без вводной, успеваешь ли ты за мной, схватываешь ли. Ты успевала. Ты вообще смышленая была, я это по глазам понял – ты смотрела на меня, и в них блестел восторг. Повторяю для всех: делитесь с любимыми сокровенным, даже если полагаете, что это слишком для них обременительно.

– Ну вот, – продолжал я, – и потому всем нам приходится использовать общественные приспособления, верхнюю конструктивную часть которых я в своих здесь рассуждениях буду называть условным термином «седалище».

– Почему условным? – задала ты свой первый вопрос.

– И он был очень грамотным, этот вопрос, видимо, не зря ты технический вуз посещала и даже закончила его почти. Потому как вопрос научных терминов – он всегда очень тонкий. Я подумал, как на него ответить покороче, и решил, что самое короткое – на него вообще не отвечать.

– Общественные седалища, – не отвлекался я, – вещь необходимая, но несовершенная, и главная их несовершенность состоит в их несовершенных гигиенических качествах. Иными словами, упрощенно, – нечистые они в основном. В смысле, что грязные. Почти везде – в кафе-столовой, на работе, про транспорт дальнего следования даже вспоминать не хочется. И это очень неудобно для нас, трудового населения, припертого к чужой стенке неожиданной надобностью. И очень досаждает. Особенно в наши теперешние времена, когда всякие новые заболевания и инфекции, неизвестно как передаваемые, бытуют как раз именно в плохо вымытых общественных местах.

Я снова прервал свой монолог и снова посмотрел на тебя, Инка. Вот есть, например, любители музыки, которые просто-напросто впадают в транс от нее, от музыки, глаза прикрывают, образы всякие в мыслях своих представляют, – я сам знавал таких. Вот и ты тогда, Инесса, тоже зачарованной оказалась от полета моей научной мысли, и не знаю, какие образы ты тогда в голове своей представляла, но, наверное, не музыкальные. Хотя как знать – может, и музыкальные.

– Особенно вам, женщинам, это особенно неудобно, потому как устроены вы несколько по-другому, и седалища для вас еще важнее.

Я задумался, пояснять ли тебе про женское устройство, и решил не пояснять. А вместо ненужных слов просто махнул рукой, мол, ну ты сама знаешь.

– И вот сегодня я пришел к радикальной, революционной, можно сказать, троцкистской идее…

И здесь, в это критическое мгновение, вперил я в тебя, Инесса, свой возбужденный взгляд, и ответила ты мне на него горячо.

– Идея – в создании портативного, переносного, индивидуального седалища.

– Ух… – вырвалось у тебя непроизвольно, и понял я, что донес я до тебя свою ветвистую мысль, ничего не расплескав по дороге.

– Да-да, – развивал я успех, – представляешь, носите вы в своей сумочке вместе с помадой и косметичкой маленькое такое устройство. И если вдруг надобность поприжала, то тут же раскладываешь его как-то, устанавливаешь взамен общественного замызганного седалища, и исполняй давай с полным комфортом и без зазрения совести. Настолько без зазрения, что даже удовольствие можно законное получать.

Я оторвался от твоих глаз и вновь вернулся к своим записям.

– Я вот тут набросал несколько схем, ну, как устройство может складываться, раскладываться, и думаю…

– Оно ведь надувное может быть, – вдруг произнесла ты, умница, потому что и тебя моя практическая изобретательная мысль подхватила и понесла, понесла по разбитной дороге стремительного научного прогресса.

– Умница, – повторил я вслух благодарно. – Правильно, не зря я так к тебе, – я не уточнил, как именно. – Я уже думал над надувной конструкцией. Там только одна проблема может быть. С пипочкой.

– С какой пипочкой? – спросила ты, и я еще раз убедился, что вот она, разница между незрелым любительским порывом и тщательным, выверенным решением.

– Ну, с пипочкой… – пришлось пояснить мне, – с пипочкой для надувания. Мешать она может, особенно вам, женщинам, если расположить ее не совсем там. Хотя в целом наверняка решаемая проблема.

Потом мы сидели за столом, откинувшись на хлипкие стулья, сидели долго, молчали. Ты смотрела на меня, я смотрел в окно, на близкий Измайловский парк, на его шумящие от общего возбуждения деревья.

«Мы же изменим всю мировую культуру удовлетворения естественных человеческих потребностей, – мечтал я о будущем, – Каждый человек будет иметь мое незаменимое устройство, оно станет обычным и доступным даже для детей бедняков. Как зубная щетка. Именно, – понравилось мне гигиеническое сравнение, – как зубная щетка».

– Представляешь? – сказал я тебе, зная, что ты тоже думаешь о том же.

– Да, – вздохнула ты, – грандиозно!

И от этого родства мыслей, а значит, и душ у меня возникла еще одна сильная мысль.

– Пойдем полежим, отдохнем, – выразил ее я.