Инфекция

Павел с трудом разлепил веки и постарался повернуть голову, чтобы осмотреться. С большим трудом, но ему это удалось, хоть в глазах картинка расплывалась и четкость не удавалось навести. Наступил новый день, и солнце было уже довольно высоко. Костер давно погас, и Павлу стоило немалых усилий снова его разжечь. Впрочем, он и сам не смог бы сказать, зачем ему надо было его разжигать. Еды все равно не было. Он вскипятил в стальной кружке немного воды и, морщась от боли в горле, выпил ее. То ли таблетки, выпитые им накануне, подействовали, то ли горячее питье, пусть это и была обычная вода, смягчила горло, но на какое-то время Паша и впрямь почувствовал себя немного лучше. Хотя бы головокружение унялось, и это уже было неплохо. Он даже смог подняться на ноги и даже сделать несколько шагов. Правда, тут же рухнул обратно, при этом еще и чувствительно приложившись задом к жесткой земле. Поморщившись, он предпринял еще одну попытку встать и на этот раз остался стоять на ногах.

— Ну и что же мне теперь делать? — спросил он, обращаясь к самому себе. — Идти дальше или ожидать, что кто-то придет и поможет? По-моему ответ на этот вопрос вполне очевиден…

Решение и впрямь напрашивалось само собой. Глупо было бы оставаться на одном месте. Кто пришел бы сейчас на помощь? В этом мире, в котором люди, если и остались, то находятся за тысячи верст от него. Можно было, конечно, усесться обратно, прижаться спиной все к тому же шершавому стволу дерева и ждать, пока милосердная смерть не приберет его к себе. Вот только сдаваться Павел не собирался. Особенно теперь, когда наступило пусть и эпизодическое, но все-таки улучшение состояния. И хотя голова по-прежнему кружилась, а температура, судя по ощущениям, все еще оставалась много выше нормы, он себя чувствовал не таким разбитым, как в момент пробуждения.

Еще оставалась Юля, девушка, с которой они сначала шли вместе, и которую он столь бессовестным образом оставил одну в незнакомой деревне. Сейчас Паша, конечно, не смог бы ее представить одну в дороге. За время, которое они провели вместе, он уже четко усвоил, что девчонка просто рождена для того, чтобы притягивать к себе неприятности, в чем у него самого было уже несколько возможностей убедиться. Теперь Сорокин просто не смог бы представить девушку одну, бредущую по дороге, вздрагивающую при любом шорохе. Несущую на плечах наверняка тяжелый рюкзак, оглядывающуюся по сторонам, пытаясь увидеть хоть что-то, что подсказало бы ей, что она всего лишь видит кошмарный сон, и он скоро закончится, а она проснется в своей постели.

Павел еще раз посмотрел на место, где теперь уже навсегда упокоился пес, отдавший жизнь, защищая своего нового хозяина, затем отвернулся, вышел на дорогу и просто пошел дальше. Самочувствие его оставляло желать много лучшего, а еще и погода испортилась: уже несколько минут с неба моросил противный мелкий дождь.

В это же время та самая девушка, которую Павел не мог представить в дороге с рюкзаком на плечах, шла по дороге, а за плечами у нее болтался рюкзак. Юля безостановочно стонала — ноги ее были разбиты, и каждый шаг причинял невыносимую боль. Но вместо того, чтобы просто сойти с дороги, сесть на обочине и ждать, когда судьбе надоест издеваться над ней, и милосердная смерть закроет ей глаза, девушка упорно продолжала двигаться дальше. Она во что бы то ни стало решила догнать парня, с которым несколько дней назад (у нее было стойкое ощущение, что это было по меньшей мере в прошлом веке) покидали Ростов-на-Дону. Она просто хотела бы взглянуть ему в глаза. Он ушел, оставив ее одну в незнакомой деревне, по соседству с каким-то оказавшимся довольно мерзким стариком. Правда, он сжалился и оставил ей свой пистолет, но толку от него было мало — Юля никогда не практиковалась в стрельбе из огнестрельного оружия. Когда-то ради любопытства посещала тир, но лишь для того, чтобы пострелять из спортивного лука, представляя себя бесстрашной героиней, сошедшей со страниц романов Фенимора Купера. Впрочем, это занятие ей довольно быстро наскучило. Не возникало желания представить вместо мишени индейца из враждебного племени, притаившегося в засаде, чтобы снять с нее скальп. Или, фантазируя дальше, представлять себе оленя, пришедшего к ручью на водопой. Так легко было внушить себе, что в вигваме осталась семья, еды почти нет, а впереди долгая и холодная зима. С воображением у Юли всегда все было в полном порядке, поэтому такие картины словно оживали в ее сознании. Но девушка была очень ветрена, а ее настроение — весьма переменчиво. Ни один парень не оставался с ней дольше чем на две-три недели, причем расставания обычно происходили по ее инициативе. Вот и походы в тир, несмотря на богатое воображение, наскучили ей очень быстро. В-общем пистолет в данный момент для нее был практически бесполезной вещью.