За дверями с цифрой четыре не было плуксов, лишайника или насекомых. Там вообще не было ничего. И, что самое пугающее – там царил настолько идеальный порядок, насколько это вообще возможно для однажды взорванного и почти целиком обрушившегося комплекса.
От четвертого объекта осталось одно большое и два малых помещения, плюс четыре никуда не ведущих коридора, оканчивающихся завалами. Первое малое помещение было чем-то вроде холла с металлическими креслами вдоль стен и висящими над ними сельскими пейзажами. Вторая малая комната представляла собой врачебный кабинет – кушетка за ширмой, металлический письменный стол, кресло, плакаты с изображением гоблинской анатомии, коричневые шторы прикрывающие фальш-окно с солнечной долиной «за стеклом». На столе аккуратно разложены ручки, папки, на краю лежит стопка потрепанных книг. Одинаковый во всех помещениях пол в желто-серую клетку идеально чист.
Большой зал – непонятно. Тут явно раньше имелись перегородки, о чем говорили следы на потолке и полу. Аквариумы в аквариуме – вот что тут было раньше. Прозрачные стены, делящие один большой зал на десяток клетушек. В каждой такой клетушке имелись высокие столы, шкафы, странное оборудование, неудобные стулья, а вдоль стены у входа вытянулись торгматы – только здесь продавались не пушки, а кофе и закуски. Один из семи автоматов все еще работал, приглашающе светя витриной.
Тут же, в большом зале, мы отыскали мертвый терминал, кучу дохлых ноутов, забрав несколько внешне целых. Мы отыскали содранные с потолка точки наблюдения, датчики, сенсоры и прочую потолочную требуху. Все это было сложено в дальний угол и задвинуто больничной белой ширмой.
Кости. Полные скелеты.
Они были в каждой клетушке, причем все они были одинаково одеты. Зеленые штаны, футболки, шлепки, а сверху белые халаты. Все скелеты лежали навзничь, руки по швам, черепа смотрят вверх. Все говорило о том, что эти останки кто-то разложил – кто-то со знанием анатомии. Кто-то предельно терпеливый, скрупулёзный, аккуратный, последовательный… короче – гребаный перфекционист. Таких надо убивать в первую очередь. А таких, кто обитает в заброшенных лабораторных комплексах – тем более.
Когда мы все осмотрели и поняли, что «хозяин» жив и вот-вот пожалует на шум – мы заторопились. Не было никакого желания устраивать войну рядом с хрупким оборудованием. Оживший синтезатор выбросил пару меню. Разобравшись с предложениями, я сделал самое простое – приказал машине выйти на связь с другой машиной. И как только синтезатор покорился мой воле и согласился сконнектиться с Управляющей, чтобы обменяться кодами допуска и служебной информацией – мол имеем ли мы право? – проблема была решена хотя бы частично. Следующие пару минут я даже чуток нервничал – понимая, что беспричинная ярость все сильнее, а шанс, что у синтезатора не окажется нужных химических соединений для работы более чем велик.
Но дозы нам выдали. Аггрегат едва слышно повздыхал и выдавил в приемный лоток семь пластиковых пузырьков – все, что смог.
Пока я колдовал с оборудованием, Каппа шаманил с торгматом. Забрав химию и выбитые им товары, мы торопливо двинулись к дверям, тяжело шагая по чистенькому клетчатому полу, что уже покрылся разводами грязи, слизи и белой крови.
Вывалившись в грязный пыльный коридор, я обернулся и посмотрел на один из коридоров, ведущих из большого помещения – этот коридор с самого начала привлек мое внимание. Что-то было в нем. И, когда я уже шагнул к Каппе, пошедшему проверить почему дохлый красный плукс вдруг зашевелил расплющенной жопой, я увидел, как из коридора показалась тонкая красноватая плеть, похожая на тонкую когтистую косичку сплетенную из нарезанного соломкой подтухшего мяса. Плеть вытянулась, уцепилась за потолок, за ней последовала вторая, затем третья, потом сразу десять… все они вытягивались и вытягивались, хватаясь за потолок, стены, косяк, предметы мебели и оборудования. Одна из этих хреновин нырнула к полу, подхватила что-то упавшее с потолка, вернув желто-серым клеткам девственную чистоту.
Вот дерьмо…
Нагруженные взятым с четвертого объекта оборудованием, мы двинулись прочь, убивая поредевшую живность. Разгрузившись, мы вернулись наверх, после чего вкололи себе по дозе. Каппа предложил быть первым, но я лишь рассмеялся в лицо узкоглазому подопытному кролику и ввел себе химию. Следом мы разболтали во флягах вытащенные им с лабораторного торгмата таблетки энергетиков и изотоников.
Сколько лет этой спресованной и спрятанной в пластиковую обертку химии? Двести? Триста? Пятьсот?
Плевать.
Мы растворили и выпили. А желудки с радостью приняли подслащенное химическое дерьмо и намекнули, что не против добавки. Все верно – мы гоблины. Мясо, шиза, самогон и патроны – дайте. А паштеты из шпината и авокадо оставьте себе.