INFERNALIANA. Французская готическая проза XVIII–XIX веков

— Ну да, сестрица, — пролепетал Франсуа, заикаясь от волнения.

— А вы разбираетесь в торговых делах?

— Конечно, сестрица, ведь я тридцать лет служил кассиром и бухгалтером.

— Вот как? Это совсем неплохо. Уверена, что вы очень скоро сможете найти приличное место.

— Найти?! — вскричал он, подпрыгнув на стуле, как если бы коснулся электрического провода. — Найти?! Что вы подразумеваете под этим? Я приехал в дом брата, по его приглашению, полагая, что место для меня уже готово!

— Разумеется! Пока я буду стоять во главе компании, вы можете не опасаться за свою судьбу. Но я выдаю дочь замуж по истечении траурного срока, после чего завершаю все дела. Конечно, по моей рекомендации мой преемник может оставить вас… я даже могу внести это как условие договора, если вы желаете…

— Стало быть, — промолвил Нежо, не веря своим ушам, — вы предлагаете мне место приказчика?

— А что же вы еще хотите, братец?

— Значит, — продолжал он вне себя, почти задохнувшись от гнева, — я приезжаю сюда из Франции, продав последнее, чтобы меня вновь приковали к гроссбуху и платили жалкие гроши, которые я и в Париже мог бы иметь! И это при том, что Доминик оставил громадное состояние! Когда же вы удалитесь от дел, забрав свои миллионы и мою племянницу, я останусь на птичьих правах в чужом доме… вдали от Франции! О нет, мадам! Нет, этого не будет!

— А что же будет, сударь? — осведомилась вдова, пристально глядя на него.

— В конце концов, я Франсуа Нежо, родной брат Доминика Нежо, и у вас нет права лишать меня наследства.

— Лишать наследства, братец! — повторила она, не теряя хладнокровия. — Да вы с ума сошли! Поразмыслите об этом спокойно. Мне не хотелось бы начинать наши отношения со ссоры. Давайте вместе рассмотрим наше положение… тогда вы поймете, что большего я для вас сделать не могу.

— Ах, так?

— Именно так. Муж мой, умирая, оставил состояние дочери… ведь это совершенно естественно, не так ли? По какому праву могли бы вы затребовать свою долю? На основании какого закона? Он мог, пока был жив, дарить вам любые суммы… мог бы послать сто тысяч франков вместо десяти, и никто из нас слова бы не сказал. Поверьте, это нам было бы даже приятно. Он мог также выделить вам пай и сделать совладельцем компании. Но могу ли я сегодня лишить дочь части состояния, чтобы отдать вам? Она выходит замуж, и это ее приданое. Я сама намереваюсь уступить ей значительную часть собственного имущества. Как видите, ситуация предельно ясна, и я, к сожалению, не имею права что-либо менять.

Нежо, оглушенный этой логикой, холодным дождем пролившейся на мечты о богатстве, плакал слезами бессильной ярости. Если бы он поддался напору своих страстей, то удушил бы эту женщину, которая спокойно и безжалостно уничтожила все грезы, поставив крест на его будущем и навсегда приковав к зарешеченному окошку кассы, где он провел всю свою жизнь, — ему вновь предстояло стать канцелярской крысой, но при этом он утерял прежнее тупое равнодушие, приобретя взамен только сожаления.

Он попытался было возразить запинающимся голосом, ибо до последней секунды не желал смириться с поражением, но вдова уже поднялась с места, дабы прекратить тягостный спор.

— Поразмыслите, братец, — сказала она в дверях, — и вы признаете, что я права. В любом случае я обеспечу вам вполне пристойное существование, так что вы будете здесь, даже после нашего отъезда, гораздо счастливее, чем во Франции.

Оставшись один, несчастный бухгалтер стал вопить, не в силах справиться со своей мукой. Он заламывал руки, корчился, катался по полу, проклиная небо и взывая к аду. Все упоительные и желанные наслаждения, все радости, к которым он только прикоснулся в предвкушении грядущего счастья, возникли перед его умственным взором, словно хоровод призраков, — заключив его в магическое кольцо, они проносились перед ним в безумном танце, призывно и обольстительно ему улыбаясь; когда же он, изнемогая от жажды обладать ими, бросался к ним, они улетали прочь, смеясь над его порывом, или же растворялись как дым, оставляя взамен раскрытый гроссбух, чернильницу, черную конторку и пюпитр из вытертой кожи.

Если бы в этот момент к нему явился бы сатана — в осязаемом виде, как бывало в прежние времена — и потребовал его душу, то Нежо конечно же отдал бы ее без колебаний и страха, дабы завладеть богатством, к которому увлекал его злокозненный дух… дабы навсегда сбросить с себя обличье приказчика, этот саван из почерневшей бумаги, окутавший его юность…

— Дядюшка! Что вы здесь делаете совсем один? — услышал он вдруг мелодичный голос, а на глаза ему легли две маленькие прохладные ладони. — Вы спите?

Нежо, подняв голову, схватил эти шаловливые ручки и уставился на Луизу, которая с улыбкой потряхивала своими светлыми кудрями.

Потом он усадил ее рядом с собой, стал теребить воланы на белом платье, перебирать розовые тонкие пальцы, поигрывать волосами и жемчужинами в колье, поцеловал ей лоб, глаза, щеки и ринулся прочь словно безумный.