INFERNALIANA. Французская готическая проза XVIII–XIX веков

«Как мне хочется, — воскликнул про себя Поль, — завтра же уехать из этой дикой страны, где от жары мозги мои ссохлись и болтаются в черепной коробке подобно засохшему ореху в его сколупе. Если бы я доверил свои страхи мисс Вард, она бы только посмеялась над ними; а климат Неаполя благоприятен для ее здоровья. Ее здоровье! Но до встречи со мной она чувствовала себя превосходно! Из лебединого гнезда, что покачивается на волнах и именуется Англией, еще никогда не выпархивал более здоровый и жизнерадостный птенец! Глаза ее радостно блестели; на шелковистой коже щек рдел румянец; в голубоватых венах, проступавших через тонкую кожу, бурным потоком струилась горячая кровь; ее хрупкая красота таила в себе молодую силу! От моего взора она побледнела, похудела, изменилась! Как тонки стали ее изящные руки! Какие густые тени пролегли у нее под глазами! Казалось, что чахотка впилась своими костистыми пальцами ей в плечи. В мое отстутствие к ней быстро вернулся прежний румянец; дыхание, к которому с таким страхом прислушивался врач, вновь стало легким и свободным; избавившись от моего губительного влияния, она будет жить долго и счастливо. Разве я не убиваю ее? В тот вечер, в то самое время, когда я был у нее, разве страшная болезнь не посетила ее вновь? Разве щеки ее не побледнели, словно сама смерть повеяла на них своим холодным дыханием? Разве я невольно не напускаю на нее порчу? Но может быть, ее нездоровье объясняется вполне естественными причинами. Многие молодые англичанки имеют предрасположенность к заболеваниям груди».

Вот какие мысли занимали по дороге Поля д’Аспремона. Войдя в беседку, излюбленное местопребывание мисс Вард и коммодора, он сразу же увидел огромные рога сицилийского быка; их черненые изогнутые серпы стояли на самом видном месте. Поняв, что Поль заметил подарок графа Альтавилы, коммодор посинел: это был его способ краснеть; не столь деликатный, как его племянница, он выслушал признание Виче…

Алисия, исполненная презрения, величественным жестом приказала служанке унести рога; ее счастливый взгляд, обращенный к Полю, был исполнен любви, мужества и веры.

— Оставьте их на своем месте, — сказал Поль Виче, — они очень красивы.

IX

Фраза Поля относительно рогов, подаренных графом Альтавилой, похоже, доставила удовольствие коммодору; Виче улыбнулась, сверкнув острыми, как у хищного зверя, редкими белыми зубами; в глазах Алисии, обрамленных длинными ресницами, застыл немой вопрос, обращенный к Полю, но тот оставил его без ответа.

Воцарилась гнетущая тишина.

Каждый раз, когда приходишь в дом, даже в тот, где тебе всегда рады, всегда ждут и где ты бываешь чуть ли не каждый день, в первые минуты возникает ощущение некоторой неловкости. Пока ты отсутствуешь, пусть даже недолго, в нем происходит смена атмосферы, о которую разбиваются любые флюиды. Она похожа на тонкий прозрачный лед, позволяющий все видеть, но не пропускающий даже мухи. На первый взгляд перед тобой ничего нет, однако чувствуется невидимое препятствие.

Невысказанная мысль, скрывавшаяся за подобающим в таком случае светским разговором, одновременно занимала всех трех участников этой сцены, ощущавших себя не в своей тарелке. Коммодор машинально крутил большими пальцами; д’Аспремон упорно смотрел на черные отполированные острия рогов; запретив Виче уносить рога, он, подобно натуралисту, разглядывал их столь внимательно, словно пытался по останкам определить неизвестное доныне животное; Алисия, делая вид, что завязывает бант, нервно теребила розетку из широкой ленты, опоясывавшей ее муслиновый пеньюар.

Наконец, воспользовавшись свободой, которую имеют английские девушки, столь скромные и сдержанные после замужества, мисс Вард первой нарушила молчание.

— В самом деле, Поль, с некоторых пор вы ведете себя отвратительно. Неужели ваша любезность — это холодолюбивое растение, что цветет только в Англии, и тотчас увядает, попав в жаркий климат, подобный здешнему? Как вы были внимательны ко мне в нашем коттедже в Линкольншире, как предупредительны, как старались угодить мне! Прижимая руку к сердцу, вы с трепетом приближались ко мне, у вас была безукоризненная прическа, и вы были готовы в любую минуту преклонить колено перед идолом вашей души — именно такими и изображают влюбленных в модных романах.

— Я по-прежнему люблю вас, Алисия, — проникновенно ответил д’Аспремон, не отрывая взгляда от рогов, прикрепленных к одной из античных колонн, поддерживавших потолок из виноградных лоз.

— Вы говорите это таким мрачным тоном, что нужно быть очень большой кокеткой, чтобы поверить вам, — продолжала мисс Вард. — Кажется, я поняла, что вас привлекало во мне: бледная кожа, худоба, костлявая бесплотная фигура; недомогание придавало мне некое романтическое очарование, которое я теперь утратила.

— Алисия! Никогда еще вы не были так прекрасны.

— Слова, слова, слова, как сказал Шекспир.^{301} Я так прекрасна, что вы не удостаиваете меня даже взглядом.

В самом деле, д’Аспремон ни разу не посмотрел в сторону девушки.