Инфернальный реквием

«Мертвые не имеют значения», – пожурил себя комиссар, но кровь предков возразила ему. Живущая в ней мудрость не уступала по силе любым знаниям, вколоченным в Лемарша имперскими учителями. Здесь, наверху, сам Дедушка Смерть таился на расстоянии шепотка, жаждая подарить Вечную Ласку своими костлявыми пальцами. Только глупец стал бы дразнить судьбу и надолго задерживаться в подобном месте.

– Сестра Асената, – снова воксировал он, – говорит Лемарш, подтвердите прием.

И опять ничего, кроме бессмысленных помех. Ичукву хотел попробовать еще раз, однако белый шум вдруг усилился и втиснул себя в рамки слов.

– Лемарш, – заклекотал динамик, – я слышу тебя.

Комиссар помедлил. Несмотря на искажение, он узнал голос, и от этого по коже побежали мурашки.

– Фейзт? – неуверенно спросил Ичукву.

– Мир тебе, брат. – Пауза, наполненная треском. – Твоя служба скоро начнется.

Лемарш понял, что слышит извращенное эхо собственной фразы, сказанной умирающему гвардейцу на борту «Крови Деметра».

– Где… ты, сержант?

– Я иду, брат, – пообещал голос. – И скоро буду с тобой.

Сигнал оборвался с визгом помех, и у Ичукву зазвенело в ушах. Комиссар сорвал гарнитуру. Она смялась у него в руках, рассыпая искры и хлопья ржавчины – ее каркас в считаные мгновения проела коррозия.

Сестра-минорис Бугаева обожала Мортифакторум. Простая женщина, добродетельная в вере и прилежная в труде, она не любила сложностей, а в мире не было ничего сложнее живых людей. Этими своими словами, желаниями и жалкими суждениями они доставляли женщине одни страдания. Бугаева не могла сказать, что ненавидит других госпитальеров, поскольку тем самым огорчила бы Бога-Императора; просто мертвыми они нравились ей гораздо больше. Честная душа знает, где ее место, поэтому всякий раз, когда матерь Соланис назначала сестру-минорис на дежурство в холодный, но гостеприимный морг, она радовалась всем сердцем. Хотя Бугаева понимала, что ей не хватит ума, чтобы стать любимицей палатины вроде Энкель или Люсетты (да и вообще выбиться в рукоположенные госпитальеры), это не имело значения. Она не возражала против того, чтобы работать среди мертвецов, пока не придет время присоединиться к ним.

Облачив свое пышное тело в защитный фартук для омовений, сестра-минорис продвигалась по Мортифакторуму с освященными чистящими принадлежностями в руках. Она проверяла, оттирала и расставляла пустые каталки, напевая вполголоса гимн санитарии. Когда Бугаева достигла дальнего конца помещения, нечто привлекло ее внимание. Из ниши в дальней стене, где во множестве таких же выемок спали мертвые, свисала полоска багряной ткани, из-за которой слегка отворилась дверца.

«Открыто или закрыто, но не приоткрыто!» – всегда наставляла ее старшая матерь.

Хмурясь от такой неаккуратности, сестра-минорис торопливо подошла к неугодной дверце и дернула ее на себя. Наружу плавно выехала тележка с временным обитателем ниши.

Бугаева судорожно вздохнула, узнав сестру Энкель. Из правого глаза трупа торчал скальпель.

Когда же это случилось? Ну теперь ясно, почему Энкель последнее время не ходила на обедни. Обидно только, что никто не удосужился сообщить сестре-минорис. С другой стороны, сам факт смерти Энкель заглаживал оскорбление. Какой же стервой она была при жизни! По сути…

Освещение мигнуло и погасло. Через пару секунд умолкло гудение криогенераторов. Комната погрузилась в полную темноту и тишину.

Бугаева невозмутимо дождалась, пока моргнут и заработают аварийные люмен-полосы, омывшие помещение холодным голубым светом. Бормоча благодарственную молитву, она вразвалочку направилась к двери. Технопровидца Сакрасты следовало известить о сбое энергопитания до того, как спящие в Мортифакторуме начнут перезревать.

Сестра-минорис дошла до середины комнаты, когда дверь распахнули снаружи. Вошла высокая, худая как скелет женщина, одеяния которой в синеватых лучах казались пурпурными.

– Палатина! – выпалила Бугаева. Она узнала гостью, несмотря на полумрак. – Я… Честь для меня!

Пытаясь скрыть нервозность, сестра-минорис поклонилась. Прежде она никогда не оставалась наедине с грозной госпожой Сакрасты, и сейчас вряд ли был самый удачный для этого момент.

– Машинный дух генераториума… не… неспокоен, – запинаясь, доложила Бугаева подошедшей к ней палатине.

– Посмотри на меня, Бугаева Кролок.

Скрипучий хрип Бхатори болезненно резанул слух сестры:

– Госпожа… я…

– Повинуйся мне.

Немедленно исполнив приказ, Бугаева выпучила глаза: она рассмотрела, в каком жутком состоянии находится палатина. В животе Бхатори зияла воронка, от правой руки остался только неровный обрубок с торчащей костью, но остолбенела Кролок даже не поэтому. Сквозь трещины в круглых глазных линзах струился желчный свет, который озарял лицо, лоснящееся от слизи. Челюсти застыли в широкой ухмылке, из-под оттянутых губ выступали почерневшие зубы, а между ними ползали бессчисленные одутловатые личинки. Некоторые уже порхали во рту на крошечных крыльях.