Инфернальный реквием

– Это сделал сержант, – просипел кто-то у него за спиной. – Я все видел.

Обернувшись, комиссар понял, что абордажник Райнфельд вылез из койки. Мало кто из солдат получил более тяжелые ранения, чем этот специалист по взрывчатке: Рему полностью отсекло правую руку, а также половину лица. Его кожу покрывала серебряная глазурь из чешуек, симптом режущего мора в последней стадии, а радужка уцелевшего глаза почти утратила цвет.

– Вернись в постель, абордажник Райнфельд! – приказал комиссар.

Он все колол, – забормотал умирающий, и с его потрескавшихся губ потекла слюна, – но Глике не падал. Просто стоял там, принимал удары… пока сержант не снес ему голову.

– Трон Святой, обереги нас, – прошептал Зеврай, осенив себя знамением аквилы.

– Это мухи, – продолжал Рем. Он постоянно оглядывал каюту, следя за чем-то невидимым. – Они влезли в Глике, а теперь летают повсюду.

– Ты ошибаешься, боец, – сказал Лемарш, ковыляя к нему. – Здесь нет мух.

– Сожгите все, что осталось, – прохрипел Райнфельд, указывая на труп. – Надо сжечь… чтобы оно опять не вернулось. – Уцелевшей рукой он вцепился в шинель комиссара, едва не повалив его. – Так нужно, для верности!

– Пожалуй, довольно, абордажник. – Ичукву с отвращением высвободился. От гвардейца тянуло мерзкой вонью.

«Испорчен так, что уже не спасти», – заключил бы на его месте Артемьев.

Умирающий солдат внезапно пришел в ужас:

– Вы… вы и меня должны сжечь… когда… я…

Закатив глаз, Рем рухнул навзничь.

Лемарш даже не попытался поймать его.

– Отнесите абордажника Райнфельда в его койку, – приказал он остальным. – И на сей раз пристегните как следует.

Пока комиссар поправлял шинель, что-то прожужжало мимо его уха.

III

Асената молча следовала за элегантной целестинкой. Хотя набат умолк, чрезвычайная ситуация явно продолжалась: пока сестры спускались по палубам, мимо них пробегали мужчины и женщины в форменных серых кителях корабельных Свечных Стражей. Многие из них были вооружены арбалетами и короткими мечами. Более внушительным оружием на Витарне разрешалось владеть только Адепта Сороритас, что обеспечивало им перевес в огневой мощи, невзирая на малую численность.

– Вы взошли на борт, чтобы присматривать за нами? – спросила Гиад.

– Ты переоцениваешь свою важность, отрекшаяся, – холодно ответила воительница. – Мое отделение отозвали в Перигелий. Наши дороги пересеклись по совпадению.

Судя по тону, она больше не желала обсуждать эту тему.

«Ты полна гордыни, женщина, – рассудила Асената. – Железная Свеча явно снизила требования, если кого-то вроде тебя сочли достойной звания целестинки».

Подобная служба требовала идеального баланса воинских умений и духовной умеренности, которого могли достичь лишь очень немногие Сестры Битвы. Каждый орден Адепта Сороритас по-своему выявлял действительно исключительных личностей, и четко определенного пути к вершине не имелось. Случалось, что воительница, пролившая кровь тысячи еретиков на сотне полей брани, не обладала каким-либо трудноопределимым, но обязательным качеством, поэтому ее, доблестного и верного солдата, не принимали в целестинки.

Что до сестер Железной Свечи, которым не доводилось вести войны или повергать осязаемых врагов, то они проходили чрезвычайно необычный, хотя и столь же неумолимый отбор. По крайней мере, так было во времена Асенаты. Она прекрасно знала содержание Ордалий[2] Непостижимых, поскольку некогда сама стояла на пороге возвышенного внутреннего круга секты. Вот почему ее уход так остро переживали – и, видимо, дурно вспоминали.

«У меня не было выбора, – подумала Гиад, желая заявить это в лицо своей заносчивой спутнице. – Отче Избавитель попросил меня войти в его свиту. Отказать ему стало бы грехом».

Однако она не сумела произнести эти слова вслух: да, в них содержалась правда, но не вся. Тогда Асената хотела улететь. Разве могло бесконечное замкнутое бдение в Свечном Мире сравниться со славным крестовым походом архиисповедника, который, следуя пророчеству, направлялся в систему Провидение?

Внезапно сестре показалось, что она открыла какую-то незримую дверь, откуда хлынул поток воспоминаний, сметающий все годы, минувшие с тех пор.

И вот Асенате Гиад снова двадцать два. Сегодня начинается ее вторая жизнь, хотя сама сестра еще об этом не знает.

Крепко прижимая болтер к нагруднику, она стоит на Дороге Пророка, облаченная в серый доспех, который начищен до блеска и украшен церемониальными лентами. Асената подобна зеркальному отражению двух Сестер Битвы, находящихся по бокам от нее, и шестисот других, выстроенных вдоль горного серпантина в знак почтения к их гостю.