Инферно

Я не в порядке.

Я развернулась к нему лицом. Меня так и подмывало пожелать ему хорошо провести время, но невольно вырвались другие слова:

— Скажи ей уйти, Доминик, — мой голос прозвучал ниже, отчаянней. Честно, я не могла понять, что движет мной: отвращение ко всей этой ситуации или желание, чтобы она оказалась как можно дальше от него.

— Зачем? Хочешь занять её место? — вкрадчиво поинтересовался он… как бы бросая вызов.

Я сдержала порыв врезать ему.

— Нет.

— Тогда зачем мне прогонять её?

Потому что мне это не нравится. Потому что я ревную. Потому что я не хочу, чтобы ты прикасался к другим женщинам.

— Потому что её голос действует мне на нервы!

Серьёзно, Джемма? Серьёзно? Это всё, что ты смогла придумать?

Он засмеялся на мой нелепый ответ, и я его в этом не виню. Чем больше я говорю, тем большей дурой себя выставляю.

Он сделал глоток и придвинулся ближе ко мне.

— Давай ещё попытку, ангел.

— Потому что я не хочу её здесь видеть.

— Почему? — спросил он, убирая прядку волос за моё ухо, вызывая тем самым парад мурашек по моим рукам.

— Я… просто не хочу и всё!

Он покачал головой.

— Неубедительно.

Чёрт бы его побрал!

Я знала, чего он добивается. Он хотел, чтобы я призналась. Призналась, что у меня есть к нему чувства. Но этого не будет, потому что никаких чувств к Доминику Хаттингтону у меня НЕТ.

Всё, что я испытываю к нему, было вызвано кровными узами. Да, точно. Так с чего вдруг, чёрт возьми, меня волнует, с кем он проводит свободное время? Почему меня бесит, что он привёл сюда другую девушку? Ответ, если и не лежал на поверхности, то отчаянно прогрызал туда путь, но я решительно запихивала его обратно в тёмную бездну, где ему самое место.

Мне серьёзно нужно взять себя в руки. Чёрт подери, я могу это сделать и сделаю.

— Мне лучше уйти, — произнесла я, мотая головой, и медленно отшагнула от него. Каким-то образом позволила своей ревности подвести меня к краю обрыва. — То, что здесь происходит, — я помахала ладонью между ними двумя, — меня не касается.

Они оба взрослые и знают, что делают, а я зачем-то вставляю им палки в колёса.

— Жаль, жаль, — его глаза были полны разочарования. — Ты была так близка.

— Близка? К чему же? — но через долю секунды я снова справилась с собой. — Забудь. Мне плевать.

Я развернулась, чтобы уйти, но он поймал меня за руку.

— Ангел, подожди.

— Чего ждать? — новых унижений, нового замешательства? Мне уже хватило сполна. — Я собираюсь лечь спать.

— Спроси меня снова, — тихо произнёс он, почти интимно, будто кроме нас здесь никого не было.

Я посмотрела ему в глаза и растерялась. В его взгляде не было ни бравады, ни насмешки. О чём его спросить? Что он тут устроил? Прогонит ли он свою «подругу»? Влюблён ли он в меня? Я задала ему столько вопросов за последние двадцать четыре часа, что даже не знаю, с чего начать.

И правда в том, что у меня уже нет сил пытаться.

— Мне не о чем тебя спрашивать, — я высвободила руку и увидела, что он зажмурился. — Спокойной ночи.

С этими словами я покинула гостиную, оставляя их вдвоём наслаждаться компанией друг друга.

15. ПЛАТА КРОВЬЮ

Вернувшись в безопасность выделенной мне гостевой спальни, я заперла за собой дверь и прижалась к ней спиной, медленно выдыхая — я не дышала с той самой секунды, как отошла от Доминика. Через окно я видела луну, низко парящую над горизонтом. Мягкое красное свечение окружало её, как призрачная тюрьма, и хотя такое преображение небесного светила не сулило нам ничего хорошего, я не могла не восхититься его кровавой красотой.

Оттолкнувшись от двери, я поплелась к кровати в надежде поскорее сбежать от реальности в сон. Тревожность вернулась с новой силой и медленно разъедала мои внутренности. Я не знаю, можно ли вообще уснуть в таком состоянии. И казалось бы — лекарство существует, и оно в паре десятков футов от меня, — но я не хочу вновь ступать на эту кривую дорожку.

Она ведёт во тьму и неопределённость.

К внутренним противоречиям.

Минуты шли. Пагубное смятение внутри меня медленно растворялось в темноте комнаты, сливая нас воедино. С противоположной стороны слышались шаги, притягивая моё внимание к стене, отделявшей гостевую спальню от комнаты Доминика. Сердце сжалось при мысли, что он, скорее всего, сейчас там вместе с Сэнди. Даже думать не хочу, чем они занимаются. Зажмурившись, я пытаюсь переключиться на что-нибудь другое — что угодно, — но мозг упорно возвращается к восстановленному воспоминанию, где Доминик признаётся мне в своих чувствах.

Я безнадёжно влюблён в тебя…

Его слова прокручивались в моей голове, как неугомонное эхо, отголоски давно забытой легенды. Я пыталась осмыслить его признание, понять слова, но всё это не вязалось с тем, что он сделал сегодня ночью. Наверно, в глубине души я хотела, чтобы его слова оказались правдой, хотела верить, что он неравнодушен ко мне. Вот только теперь я точно знаю, как бы больно это ни было, что его признание не было серьёзным. Он просто от скуки захотел поиграть со мной.

Но зачем тогда было стирать память?

И почему я так много думаю об этом?