– Верно, конечно. Но что-то надо делать? Ну, посидит он в клоповнике часа три, потом опять в грудь себя побарабанит, и мы его с извинениями отпустим. Жаловаться он вряд ли побежит, да и плевать на его жалобы. Но мы то ни с чем остаемся. Разве что справочку в ОПД кинем, что отработали версию.
– Надо «человека» на камеру, – произнес молчавший Таничев. – Может, что проскочит. Если он в доле, то менжеваться должен.
– Да ты что, Петрович?! Он же в прокуратуре работал, нашу систему как облупленную знает. Дурак он, что ли? Да и кого мы к нему посадим? Мой «человек» неделю уже из штопора не вылазит, нотариус с ним и говорить не станет.
– Ты, Гончар, рассуждаешь схематично, не выходя за рамки закона об оперативно-розыскной деятельности. Расширь границы собственной фантазии. Свиристельский будет рассуждать так же, как ты. Зная, что он был в системе, к нему никого подсадить не посмеют. Но во втором ты прав – гопника к нему не подсадишь.
В следующую секунду всех, похоже, посетила одна и та же мысль.
– Вовчик.
– Правильно. Харэ дрыхнуть. Пора на работу. Таничев набрал номер:
– Владимир? Как отдыхается?
– До вашего звонка отдыхалось неплохо.
– Надо потрудиться. Отгул потом возьмешь.
– Отгулов у меня двадцать три штуки уже накопилось.
– Будет двадцать четыре.
– Эх, сволочи вы все. Никакого уважения к конституции. Право на отдых и личную жизнь…
– Вовчик…
– У-у-у! Куда приезжать?
– Мы здесь, в местном. Побыстрее только, Вольдемар. Сейчас приедет, – сообщил операм Таничев, опуская на телефон трубку.
– Пошли перекусим. Тут ресторанчик ничего есть. При автопарке. Все равно Белкина ждать.
Предложение Казанцева было принято единогласно.
Возвратившись с обеда, коллеги застали Белкина праздношатающимся в коридоре отдела.
– Ты в дежурку не заходил? – перво-наперво уточнил Таничев.
– Нет, а что?
– Пошли, объясним.
Оперы ввалились в кабинет. Таничев решил держать речь:
– Товарищ Белкин, партия оказывает вам высокое доверие и возлагает на вас большие надежды. Надо организовать внедрение в преступную среду. Внедряться придется вам лично, потому что наши физиономии для этого дела не подходят – их уже видели. А у тебя вполне подходящая.
– Яснее можно?
– Можно. Утром мы сняли нотариуса, он сейчас в камере. Оформление договора не отрицает, от всего остального отказывается. Надо его «пощупать».
– Я не голубой.
– Не придирайся к словам. Посидишь пару часов, пообщаешься, только без всяких побегов и прочей чепухи.
Вовчик потер небритый подбородок. После того как летом от него ушла Татьяна, он частенько забывал о ежедневной необходимости бритья. Сегодня он тоже забыл. Но это мелочи.
– Вовчик, попробуй, – вздохнул Казанцев, – давай. Надо, понимаешь?
– А он не срубит?
– Это уж от тебя зависит.
Белкин подошел к настенному зеркалу и критически проинспектировал собственное изображение:
– Не пойдет. Если уж у Шарапова десять классов на лбу было написано, то полное гособеспечение из меня так и прет. Срубит, мгновенно срубит.
– Вовчик…
– Ладно, черт с вами, попробую. Одежку, правда, надо сменить. А то вшей домой притащу. Только этого и не хватало.
– У нас в кладовке «Адидас» валяется, помните, обморозка одного в перестрелке грохнули?
– А он не в прокуратуре?
– Он в могиле, а «Адидас» у нас. Я так и не отдал. Забыл.
– Давай возьми УАЗик, сгоняй и привези. Посмотри еще что-нибудь.
– Там полный набор. И кроссовки, и костюм. Размерчик только большой. Не на Вовчика.
– Плевать. Больше – не меньше. Таничев протянул ключ:
– Открой сейф, там цепь изъятая и гайки золотые. Не потеряй только.
Казанцев забрал ключ и отправился уговаривать усатого водителя еще раз поработать ручным стартером.
Белкин вновь глянул в зеркало. Полгода нестриженые волосы можно было связывать в хвостик.
– Срубит, – вдруг сказал он и, бросив коллегам отрывистое: – Сейчас, – вышел из кабинета. Гончаров и Таничев пожали плечами. Петрович, дабы не терять времени впустую, стал звонить дежурному по району, узнавая, все ли спокойно. Паша, найдя в шкафу старую газету, принялся изучать заскорузлые новости.
Лозунг «Мы сидим, а деньги идут» имел место быть и в оперативно-поисковой работе.
Первым вернулся Казанцев, привезя «рабочую одежду» и прочие декорации. Белкин подошел минут через десять. Гончаров, оторвав взгляд от газетного кроссворда, чуть не упал со стула. Остальные нервно вздрогнули. Вовчик побрился. Только побрил он не нижнюю часть головы, а верхнюю. Почти под ноль. А посему превратился в Майка Тайсона до посадки. Подбородок же покрывала прежняя жесткая щетина.
– Чего уставились? Петрович, с тебя двадцать штук. Выделишь с оперрасходов. Модельная стрижка. Я не Мавроди, лишней «капусты» нет.
– Да я б тебя лучше побрил.
– Ничего не знаю. Я и так ради дела внешностью жертвую. Глянь, каким уродом стал.
– Давай одевайся. – Казанцев кинул на диван оперативный костюм. – Свое лучше не снимай, иначе утонешь.
Белкин влез в костюм. «Адидас», даже надетый поверх куртки, оказался несколько великоват.