Инферно

Когда же Белкин торжественно открыл сумку и извлек из нее иконы, юрисконсультант распереживался. Сначала, как и его жена, вспомнил тезисы о провокациях, затем, увидев протокол обыска с подписями понятых, впал в краску и наконец вспомнил, что Анна Сергеевна сама подарила ему иконы, а он, пожалев выкинуть это старье, забросил их на антресоль и совершенно про них забыл. Вот так. Попробуй опровергни. Последней своей версией он чуть было не сорвал Вовчика с цепи, и Таничеву стоило больших усилий сдержать Белкина. Поэтому ласковое обещание «Я тебе, сучара, глотку перегрызу» так и осталось невыполненным.

Петрович занял более гибкую в данной ситуации позицию. Он не стал ничего опровергать. Он положил иконы перед Бражником, а сверху кинул допрос подруги Анны Сергеевны, куда Белкин записал тот факт, что семейная реликвия подарена быть не могла. К этому добавились протокол допроса жены, справка-счет из магазина о стоимости «Опеля» и, наконец, бумажка с номером телефона.

После этого Таничев предложил взаимовыгодный вариант – Бражник без записи сдает участников-исполнителей налета на квартиру Белова, а оперы не звонят по положенному сверху телефону и не передают юрисконсультанта в руки властей района, где проживала Анна Сергеевна. Конечно, Владимир Сергеевич вправе отказаться, если считает себя ни в чем не виновным, но кто знает, какие в соседнем районе настроения и какова текущая политика? И не будет ли товарищ Бражник немедленно арестован? Кто его знает? Для местной прокуратуры, может быть, улик и не хватит, а вот там… Троих таких Бражников закрыть можно. Хотите проверить? Нам почему-то кажется, что эксперимент перспективный.

Владимир Сергеевич интенсивно закурил, но в течение двух последующих часов ни к тому, ни к другому берегу он подойти так и не решился. «Подождите, ребята, не звоните, не надо, но… но я не знаю, кто опустил Белова. Я хотел, каюсь, но не успел. Этот тупица Белов натрепал про деньги еще кому-нибудь».

В полночь, когда желудки требовали по второй котлете, головы стремились найти подушки, а приехавшая жена Бражника кричала о немедленном освобождении суженого из незаконного заточения, Таничев предложил расставить все точки над "Ё".

Юрисконсультант, однако, начал снова блудить:

– Мужики, поймите, это не мое.

– А Анна Сергеевна?

– Ну, вы ж сказали, что другой район…

– Кто был на разбое, гадина? – заорал Вовчик, не выдержав нерешительности Бражника.

– Я честно не…

– Кто?

Владимир Сергеевич спрятал назад в пачку новую сигарету:

– Погодите, вы же должны понимать, в какое положение меня ставите? Что я, из головы людей вам давать буду? Я не знаю, кто…

– В какое-такое положение мы тебя ставим?! Ты сам себя в раковое положение поставил, яйцебык! Мы тебя заставляли всякой мерзостью заниматься? Ты бы лучше не блеял про свое положение, а использовал тот шанс, что тебе предлагают. Пока предлагают. Последнее слово! Да или нет?

– Не зна…

– В камеру!

Камеры под рукой не оказалось. Вовчик упомянул ее по запарке. Был второй, безоконный кабинет, в котором имелась водопроводная труба и отсутствовал холодильник. То есть, продолжив логическую цепочку, можно было догадаться, что именно с трубой теперь была связана цепочкой наручников дальнейшая жизнь Бражника.

Белкин, выполнив конвойную миссию, вернулся в тронный зал.

– Гаденыш, положение у него, видишь ли, такое.

– Мне кажется, он бы сказал, если б знал. У него действительно раковое положение, – ответил Гончаров.

– Сомневаюсь я. Он не такой дурак. Думаешь, он поверил, что мы не сольем соседям информацию про библиотекаршу?

– Тем не менее это его шанс. Ведь это действительно не наше убийство.

– А, – махнул рукой Вовчик, не зная, что ответить.

– Пошли по домам, – предложил Таничев. – Этот посидит до утра, не растает. Паша, ты, на всякий случай, останься. Завтра созвонимся с местными, отдадим его.

– Да, погнали, а то метро закроется, – согласился Казанцев. Каждый ночлег в неотапливаемом кабинете грозил разбудить с большим трудом залеченную пневмонию.

На улице, когда Белкин свернул к своему дому, Костик обратился к Таничеву:

– Слышь, Петрович, ты мне честно скажи: если бы Бражник сейчас рассказал про налет, правду рассказал, ты б его отпустил? Ведь то убийство, оно ведь не наше. Мы не получаем за него процент, а? Вдруг он завтра сдаст этих, ты отпустишь его?

Таничев смотрел вниз, на темный асфальт.

– Ну, так что, Петрович?

– Знаешь, Костя, если б он украл эти иконы… А я ведь как Белкин, опер по масти…

ГЛАВА 8

Ночь принесла очередную трагедию. Вместе с каплями осеннего дождя и порывами лихорадочного ветра. Вместе с завыванием бездомных собак, ударами незапертых окон, топотом убегающих в темноту шагов. Вместе со скрежетом зубов, последним отчаянным криком, безумным, угасающим взглядом и застывшим в нем вопросом.

Врачам реанимации делать было уже нечего. Один из докторов, выйдя из комнаты, прошептал одно лишь слово, от которого Паша вздрогнул и замер перед дверьми:

– Ужас!