Инферно

Палаццо Веккьо напоминает гигантскую шахматную ладью. Это внушительное сооружение с массивным прямоугольным основанием, отделанным поверху зубчатой каймой, занимает как нельзя более подходящее место на юго-восточном углу площади Синьории.

Его необычная башня, сдвинутая по отношению к центру квадратной крепости, создает на фоне неба характерный силуэт, который давно стал общеизвестным символом Флоренции.

Задуманный как могучий оплот итальянского правительства, дворец встречает своих гостей целым отрядом высеченных из камня силачей. Нагой мускулистый «Нептун» Амманати стоит на четверке морских коней, символизируя господство Флоренции на водных просторах. Прямо у входа красуется во всем своем блеске копия микеланджеловского «Давида» — пожалуй, самый знаменитый в мире образчик мужской обнаженной натуры. Давиду составляют компанию Геркулес и Какус — еще двое обнаженных колоссов, которые вместе с нептуновскими сатирами доводят общее количество пенисов, гордо демонстрируемых посетителям дворца, до дюжины с лишним.

Обычно визиты Лэнгдона в палаццо Веккьо начинались здесь, на площади Синьории, — несмотря на свою фаллическую избыточность, она всегда была одной из его любимых европейских площадей. Ни одно ее посещение не обходилось без чашечки эспрессо в кафе «Ривуар» и последующего визита к львам Медичи в Лоджии Ланци, музее скульптуры под открытым небом.

Однако сегодня Лэнгдон и его спутница собирались попасть в палаццо Веккьо через Коридор Вазари, как попадали туда во время оно герцоги из рода Медичи — минуя по дороге знаменитую Галерею Уффици и пройдя над городскими мостами и улицами, чтобы нырнуть прямо в сердце старинного дворца. До сих пор они не слышали за собой шагов, но Лэнгдону все равно не терпелось покинуть коридор.

Вот мы и пришли, подумал Лэнгдон, увидев впереди тяжелую деревянную дверь. Это и есть потайной вход во дворец.

Хотя снаружи дверь надежно запиралась, с внутренней стороны она открывалась простым нажатием длинной поперечной ручки — это давало возможность выйти из коридора в экстренном случае, а вот войти в него без электронного ключа не мог никто.

Лэнгдон приложил ухо к двери и прислушался. Не услышав ничего подозрительного, он взялся за ручку обеими руками и мягко нажал.

Замок щелкнул.

Приоткрыв деревянную дверь на несколько сантиметров, Лэнгдон осторожно выглянул в щель. Маленький закуток. Пусто. Тихо.

Со вздохом облегчения Лэнгдон переступил порог и жестом позвал Сиену за собой.

Пришли.

Стоя в небольшом коридорчике где-то в недрах палаццо Веккьо, Лэнгдон попытался сориентироваться. Перед ними, перпендикулярно их коридорчику, тянулся основной, длинный коридор. Слева, в отдалении, эхом отдавались голоса — веселые, беззаботные. Подобно американскому Капитолию, палаццо Веккьо — одновременно музей для туристов и правительственное здание. Голоса, доносящиеся до беглецов в этот час, скорее всего принадлежали государственным служащим, которые сновали из кабинета в кабинет, готовясь к новому трудовому дню.

Лэнгдон с Сиеной подобрались к выходу в основной коридор и выглянули из-за угла. Действительно, слева коридор заканчивался маленьким внутренним двориком, где собралось человек десять — не слишком торопясь приступать к выполнению своих обязанностей, они потягивали утренний эспрессо и болтали друг с другом.

— Фреска Вазари, — прошептала Сиена. — Вы говорили, она в Зале Пятисот?

Лэнгдон кивнул и показал на портик по ту сторону наполненного людьми дворика.

— К сожалению, это там.

— Точно?

Лэнгдон опять кивнул.

— Нам ни за что не попасть туда незамеченными.

— Это обычные служащие. Им на нас наплевать. Просто идите прямо, как будто вы из своих. — Повернувшись к Лэнгдону, Сиена аккуратно разгладила на нем пиджак и поправила воротник. — Очень солидно выглядите, Роберт.

Она улыбнулась ему с наигранной скромностью, одернула свой собственный свитер и решительно двинулась вперед.

Лэнгдон поспешил за ней, и оба уверенно зашагали к внутреннему дворику. Войдя туда, Сиена быстро заговорила с ним по-итальянски — что-то насчет кредитов для сельского хозяйства, — сопровождая свою речь бурной жестикуляцией. Они шли вдоль стены, держась подальше от людей. К изумлению Лэнгдона, ни один служащий даже не взглянул в их сторону.

Миновав дворик, они поскорее нырнули в следующий коридор. Лэнгдон вспомнил программку из шекспировского театра. Проказник Пак.

— Вы отличная актриса, — вполголоса сказал он.

— Жизнь научила, — ответила она со странной отрешенностью.

И вновь Лэнгдон почувствовал, что этой женщине пришлось пережить много горя, и вновь ему стало очень стыдно — ведь это по его вине она попала в такое сложное и опасное положение. Он напомнил себе, что теперь им уже ничего не остается, кроме как идти до конца.

Плыть по туннелю… и молиться, чтобы впереди показался свет.