Сначала была мысль, что тот тут же принялся исполнять приказание, вот только вокруг не было слышно никаких характерных для уборки шорохов или скрипов, движения швабры, влажных тряпок, ничего. Да и за окном, казалось, как-то уж слишком быстро стемнело, так что Ян предпочёл подойти к окну и раздвинуть шторы.
Безжизненная бездна спиралей и мириады звёзд вертелись за окном явно не с ночного неба. Детский карий взор не находил ни улицы, ни прохожих, ни двора. Он распахнул окно и выглянул, однако кругом была лишь чернота с далёким колючим блеском, пугающая тишиной и тотальным безветрием.
Серебристые блики, рассеянные цветные сияния, сгущавшиеся туманности причудливых форм и невероятных очертаний со всех сторон окружали оказавшуюся в их власти маленькую комнатку. Рождение одних и смерть других светил – бесконечная череда затуханий и далёких красочных взрывов. Колючие далёкие огоньки, столь же враждебные, как и всё вокруг в пульсирующем сгущавшемся мраке.
Вместо красоты переливов, которой всё равно не положено было здесь оказаться, ледяная и тревожная пустота бесконечности представляла собой клубящийся завихрениями далёких сияний хаосом космических переплетений, откуда могли взирать лишь обратившийся в мерцающий свет призраки некогда могучих создателей миров, подхваченные замогильными противоестественными мелодиями отчаяния, трепета и безысходности, что доносились от скрывавшегося за всем этим свечением необъятного и бесформенного Азаг-Тота, слепого бога безумия.
Напуганный мальчик понёсся к двери комнаты, но и за той не оказалось ни беса, ни коридора, ничего кроме зияющей космической пустоты, среди которой, будто вне времени и пространства находилась сейчас обособлено его комната. Губы дрожали от страха, волосы поднимались дыбом, а в уголках глаз уже начинали блеснуть слёзы.
Тоннель в никуда своим хладным безразличием отражался в распахнутом детском взоре, оседая мельчайшими капельками потустороннего тумана на подрагивающих ресницах и вглядываясь сквозь хаотичные переплетения далёких светил бесчисленными глазами проживающих во мраке бездны космических тварей побеспокоившему их незваному гостю.
Он зажмурил глаза, протёр их руками, но космическая мгла не растворилась. Ян закрыл дверь, потряс головой, пытаясь прогнать тревожные мысли, убеждая себя, что всё это ему кажется, открывал снова, но видел лишь спирали далёких чужеродных звёзд, хладно мерцающих бесцветными бликами из глубин поглотившего его отчаяния.
Мальчик метнулся к окну, но замер на середине комнаты. Ему показалось, что в зеркале не появилось его отражения, так что он подошёл ближе, чтобы в этом убедиться. И действительно, впервые он смотрел туда и видел комнату, вот только не видел напротив себя. Вот сейчас ему стало уже по-настоящему страшно, морозный холодок побежал мурашками по вспотевшей спине.
А затем он сделал шаг назад, едва вообще удержавшись в стоячем положении, когда, наконец, узрел свою фигуру там, в той комнате, но не напротив, а вошедшего через дверь о чём-то беседующего с отцом, поспевавшим следом в своём домашнем сине-чёрном халате. Ян сперва огляделся, не обнаружив в комнате никого, а потом подошёл ближе, разглядывая их, словно через окошко, коснулся гладкой поверхности зеркала, даже хлопнул по ней, но недостаточно сильно, опасаясь разбить, и всё же стремясь привлечь к себе внимание. Но жест не возымел никакого эффекта.
Было похоже, что там уже вечер, что они после ужина собирались почитать перед сном. А потом Руфус погладил сына по волосам, поцеловал в лоб на ночь и пожелал хороших снов, приподнимаясь с детской кровати. Они простились до утра, но Ян прекрасно знал, что в его кровати не он, а какой-то двойник.
Лишь когда отец задул лампаду и вышел из комнаты, тот ложный Ян, лежавший в кровати, неторопливо встал и, прихватив с собой горсть тыквенных семечек, двинулся к зеркалу на яростные колотящие звуки ревущего истинного мальчика, оказавшегося непонятно где, где-то по ту сторону, в отражении, в иллюзии, созданной вне пространства и времени.
– Что ты за чёрт?! Что происходит? Верни меня! Верни всё, как было! – стучал ладошкой по зеркалу Ян в слезах.
– Зря тратишь силы, малой, – зазвучал знакомый гулкий голос демона с ноткой гнусавости, – Ловушка захлопнулась, – появилась на лице двойника злорадная улыбка.
– Ты? Это ты? Отдай моё тело! Верни меня, всё, как прежде! Что ты натворил?! – кричал ему юный волшебник.
– Изучил тебя, твой голос, твой почерк, твою семью, твои обязанности, – улыбался демон под личиной мальчика, поедая белые семена с шумным треском своих уже человеческих зубов, но по-прежнему не изменяя своей манере их не чистить, пережёвывая и поглощая вместе с лузгой, – И занял твоё место, как видишь, – ухмылялся он.
– Боги покарают тебя! Истопчут в пыль! Испепелят светом! – угрожал мальчонка.