— Во всяком случае, — продолжала Сински, — те, кто помогал Зобристу, могли помогать не ради власти или денег, а потому, что разделяли его
— В Гарварде?
Сински взяла ручку и на кромке фотографии Зобриста написала «H» со знаком плюс.
— Вы занимаетесь символами. Этот вам знаком?
H+
Лэнгдон вяло кивнул:
— Конечно. Несколько лет назад такие афиши висели по всему кампусу. Я думал, какая-то конференция по химии.
Сински усмехнулась:
— Нет, это были афиши «Человечества-плюс», крупнейшего собрания трансгуманистов. Это эмблема их движения.
Лэнгдон наклонил голову, как бы пытаясь припомнить значение этого слова.
— Трансгуманизм, — сказала Сински, — это интеллектуальное движение, философия своего рода, и она быстро завоевывает позиции в научном сообществе. Суть ее в том, что человечество должно использовать науку, дабы преодолеть слабости, присущие человеческому организму. Другими словами, следующий этап эволюции человека должен заключаться в совершенствовании
— Звучит зловеще, — сказал Лэнгдон.
— Как и во всякой перемене, это вопрос степени. Фактически мы давно этим занимаемся — разрабатываем вакцины, которые делают детей невосприимчивыми к болезням… полиомиелиту, оспе, тифу. Разница в том, что теперь благодаря достижениям Зобриста в генной терапии зародышевых клеток мы учимся создавать
Лэнгдон поразился:
— Значит, наш вид претерпит такую эволюцию, что станет невосприимчив, например, к тифу?
— Это, можно сказать, управляемая эволюция, — уточнила Сински. — Обычно эволюционный процесс — будь то появление ног у двоякодышащих рыб или противопоставленного большого пальца у обезьян — длится много тысячелетий. Теперь мы можем получить радикальные генетические изменения за одно поколение. Сторонники такого вмешательства считают его высшим проявлением дарвиновского принципа «выживания наиболее приспособленных» — люди становятся видом, который способен улучшить собственный эволюционный процесс.
— Берем на себя роль Бога, так, что ли?
— Полностью с вами согласна, — сказала Сински. — Но Зобрист, как и многие другие трансгуманисты, настаивает, что эволюционная
Лэнгдон кивнул.
— Не зря эволюция — постепенный процесс.
— Именно. — С каждой минутой Сински чувствовала все большее расположение к профессору. — Мы вмешиваемся в процесс, который длился миллионы лет. Сейчас опасное время. Мы получили возможность воздействовать на определенные нуклеотидные последовательности генов так, что наши потомки будут обладать большей ловкостью, большей выносливостью, силой и даже интеллектом — в сущности, сверхраса. Эту гипотетическую «улучшенную породу» людей трансгуманисты называют «постчеловечеством», и некоторые верят, что таково будущее нашего вида.
— Жутковато отдает евгеникой, — заметил Лэнгдон.
При этом слове у Сински пробежал мороз по коже.
В 1940-х нацистские ученые занялись так называемой евгеникой — примитивными генетическими методами пытались повысить плодовитость тех, кто обладал «желательными» этническими признаками, и снизить рождаемость у тех, кто обладал «нежелательными».
— Сходство есть, — согласилась Сински. — Как мы сконструируем новую человеческую породу, вообразить трудно, однако есть много неглупых людей, которые думают, что это жизненно необходимо для выживания homo sapiens. Один из авторов журнала трансгуманистов «H+» назвал манипуляцию с зародышевой линией «естественным следующим шагом» и заявил, что она «воплощает истинный потенциал нашего вида». — Сински помолчала. — В ходе дискуссии, защищаясь, они перепечатали статью из журнала «Дискавери» под названием «Самая опасная идея на свете».
— Я бы встал на сторону последних, — сказал Лэнгдон. — По крайней мере с социокультурных позиций.
— Поясните?
— Полагаю, генетическое улучшение — ну, скажем, как пластическая хирургия — будет стоить дорого. Да?
— Конечно. Не каждому будет по средствам усовершенствовать себя и своих детей.