В эти последние секунды я озираю площадь внизу и вдруг ошеломленно замираю.
Я вижу там твое лицо.
Ты смотришь на меня из теней. Твой взгляд печален, и все же в нем сквозит благоговение перед тем, чего я достиг. Ты понимаешь, что у меня нет выбора. Ради любви к человечеству я должен защитить свой шедевр.
И тогда я отрываю от тебя глаза и устремляю их к горизонту. Стоя высоко над этим измученным миром, я возношу свою заключительную молитву.
Глава 1
Воспоминания всплыли медленно… как пузырьки из тьмы бездонного колодца.
Роберт Лэнгдон смотрел на нее через реку, бурные воды которой были красны от крови. Женщина стояла на другом берегу, повернувшись к нему, — неподвижная, величественная. Ее лицо было скрыто вуалью. В руке она держала голубую повязку —
Ее слова будто раздались прямо у Лэнгдона в голове. «Кто вы?» — крикнул он, но не услышал собственного голоса.
Лэнгдон шагнул к реке, но понял, что не сможет перейти ее вброд: эти кроваво-красные воды были слишком глубоки. Когда он снова поднял глаза на незнакомку, тел у ее ног стало гораздо больше. Теперь их были сотни, а может, и тысячи — некоторые, еще живые, корчились, умирая в немыслимых муках… извиваясь в языках пламени, задыхаясь в экскрементах, пожирая друг друга. Над рекой разносились их страдальческие вопли, умноженные эхом.
Незнакомка двинулась к нему, протянув вперед грациозные руки, точно молила о помощи.
«Кто вы?» — снова выкрикнул Лэнгдон.
В ответ женщина подняла руку и медленно отодвинула вуаль. Ослепительно красивая, она была старше, чем ожидал Лэнгдон, — наверное, лет шестидесяти или чуть больше, статная и крепкая, как неподвластная времени статуя. У нее были волевой подбородок и глубокий проникновенный взгляд, длинные серебристые локоны рассыпались по плечам, а на шее висел амулет из ляпис-лазури — змея, обвившая посох.
Лэнгдон почувствовал, что знает ее… и доверяет ей.
Она указывала на чьи-то ноги, торчащие перед ней из-под земли, — очевидно, они принадлежали какому-то несчастному, закопанному по пояс вниз головой.
На его бледном бедре была выведена грязью одна-единственная буква — «R».
По лицу женщины ничего нельзя было прочесть.
Внезапно вокруг нее вспыхнуло белое сияние… оно становилось все ярче и ярче. Все ее тело задрожало крупной дрожью, затем раздался оглушительный взрыв — и оттуда, где она только что стояла, разлетелись во все стороны тысячи световых осколков.
Лэнгдон очнулся с криком.
В комнате горел свет. Вокруг никого не было. В воздухе резко пахло спиртом, и где-то рядом размеренно, в такт его сердцу, попискивал медицинский прибор. Лэнгдон попытался двинуть правой рукой, но его остановила острая боль. Он посмотрел вниз и увидел, что к его локтю прикреплен резиновый шланг капельницы.
Сердце его забилось быстрее, и прибор, тут же пустившись вдогонку, запищал чаще.
Затылок Лэнгдона глодала тупая, ноющая боль. Он осторожно поднял свободную руку и попробовал на ощупь определить ее источник. Скользнув под спутанные волосы, его пальцы наткнулись на твердые бугорки швов, покрытых запекшейся кровью. Их было не меньше десятка.
Лэнгдон закрыл глаза, стараясь вспомнить, в какой переплет он угодил.
Ничего. Полная пустота.
Ни одного проблеска.
В дверь торопливо вошел человек в докторском халате, явно встревоженный участившимися сигналами кардиомонитора. У него были клочкастая борода, густые усы и добрые глаза, излучающие заботливое тепло из-под мохнатых бровей.
— Что… случилось? — кое-как выговорил Лэнгдон. — Я попал в аварию?
Бородач поднес палец к губам, а затем выскочил обратно в коридор и крикнул, подзывая кого-то.