Инферно

— Это Иньяцио Бузони, — прошептал он на ухо Сиене. — Директор музея Опера-дель-Дуомо. Мы с ним знакомы несколько лет. Правда, при мне никто не называл его Дуомино.

— Очень подходящее прозвище, — шепнула в ответ Сиена.

В прошлом Лэнгдон неоднократно обращался к Дуомино за справками по вопросам, связанным с историей собора Санта-Мария-дель-Фьоре и хранящимися в нем произведениями искусства, однако визит Иньяцио в палаццо Веккьо выглядел странным — это была не его вотчина. Впрочем, Иньяцио Бузони был не только влиятельной фигурой во флорентийском мире искусства, но и горячим поклонником Данте и знатоком его творчества.

Если у кого и наводить справки насчет посмертной маски Данте, то у него.

Когда Лэнгдон снова переключил внимание на экран, он увидел, что Марта терпеливо дожидается своих гостей у дальней стены андито, а те подошли к ограждению и перегнулись через канат, чтобы рассмотреть маску как можно подробнее. Они что-то увлеченно обсуждали, а время шло, и Марта за их спинами уже украдкой поглядывала на часы.

Лэнгдон пожалел, что камера наблюдения не записывает звук.

О чем мы с Иньяцио говорим? Что ищем?!

В этот миг его двойник на мониторе переступил через канат и наклонился к самому шкафчику, едва не ткнувшись носом в стекло. Экранная Марта тут же вмешалась — скорее всего попросила его соблюдать правила, — и нарушитель с виноватым видом вернулся за ограждение.

— Простите за такую строгость, — сказала настоящая Марта, взглянув на Лэнгдона через плечо, — но я ведь уже говорила вам, что шкафчик антикварный и очень хрупкий. Владелец маски потребовал, чтобы мы никого к нему не подпускали. И открывать его в свое отсутствие запретил даже нашим работникам.

Лэнгдон не сразу осознал смысл ее слов. Владелец маски? Он думал, что маска — собственность музея.

Сиена тоже удивилась и немедленно подала голос:

— Разве маска не принадлежит музею?

Снова обратившись к монитору, Марта покачала головой.

— Один богатый меценат пожелал выкупить у нас посмертную маску Данте, но при этом обещал оставить ее в постоянной экспозиции. Он предложил нам целое состояние, и мы с радостью согласились.

— Постойте-ка, — сказала Сиена. — Он заплатил за маску и оставил ее у вас?

— Стандартная практика меценатов, — вмешался Лэнгдон. — Таким образом они перечисляют на счета музеев крупные суммы без необходимости регистрировать их как пожертвования.

— Этот меценат был необычной личностью, — сказала Марта. — Прекрасный знаток Данте, однако немного… как это по-английски… фанатико?

— И кто же он такой? — В небрежном тоне Сиены проскользнула нотка напряжения.

— Кто? — Марта нахмурилась, не отрывая взгляда от экрана. — Ну… думаю, вам недавно попадалось в новостях имя швейцарского миллиардера Бертрана Зобриста?

Лэнгдону это имя было знакомо лишь отдаленно, однако Сиена схватила его за локоть и крепко сжала, словно перед ней вдруг выросло привидение.

— Да… да, — с запинкой пробормотала она. Ее лицо стало пепельно-серым. — Бертран Зобрист. Знаменитый биохимик. Сделал себе состояние еще совсем молодым, запатентовав свои биологические разработки. — Она с усилием сглотнула. Потом наклонилась к Лэнгдону и прошептала: — Зобрист фактически изобрел зародышевое манипулирование.

Лэнгдон не имел ни малейшего понятия о том, что такое зародышевое манипулирование, но звучало это зловеще, особенно с учетом обрушившейся на них лавины образов, связанных с чумой и смертью. Любопытно, подумал он, почему Сиена столько о нем знает — потому ли, что хорошо разбирается в медицине, или потому, что Зобрист был вундеркиндом, как и она сама? Может, уникумы имеют обыкновение следить друг за другом?

— Впервые я услышала о Зобристе несколько лет назад, — объяснила Сиена. — Тогда он выступил с рядом крайне вызывающих публичных заявлений. — Она помедлила. Лицо ее было мрачно. — Речь шла о росте населения. Зобрист убежден в правильности Уравнения демографического апокалипсиса.

— Прошу прощения?

— По сути говоря, это математическое признание того, что количество людей на планете растет, мы живем дольше, а наши природные ресурсы истощаются. Теория предсказывает, что в будущем нас ждет не что иное, как апокалиптический коллапс общества. Зобрист во всеуслышание заявил, что человечество не переживет текущего столетия… если только какая-нибудь глобальная катастрофа не повлечет за собой массовую гибель населения. — Сиена тяжело вздохнула и посмотрела Лэнгдону прямо в глаза. — Да что греха таить! Зобрист однажды произнес такую фразу: «Самой большой удачей Европы была Черная Смерть».