Инферно

Открывая удивительный вид на бескрайние морские просторы, улица Кеннеди проходит через живописные рощи и исторические парки, мимо гавани в Йеникапы, опоясывает границы города, пролив Босфор, берет путь на Север, огибая бухту Золотой Рог. Там, высоко над городом, расположена величественная цитадель Оттоманской Империи — дворец Топкапы. Дворец занимает стратегически важную позицию на Босфорском водном пути и является излюбленным местом посещения среди туристов, которые прибывают в восхищении, как от изумительного панорамного вида, так и от бесценных экспонатов постоянно обновляющейся коллекции, таких как плащ и меч, которые, по приданию, принадлежали самому Пророку Мухаммеду.

Мы не пойдем так далеко, знал Лэнгдон, представляя их цель, Софийский собор, который высился в центре города впереди.

Когда они проехали Кеннеди-Авеню и начали вползать в плотно населенный город, Лэнгдон пришел в замешательство от толп людей на улицах и тротуарах и почувствовал, что его преследуют дневные разговоры.

Перенаселение.

Чума.

Извращённые стремления Зобриста.

Хотя Лэнгдон и понимал все это время, куда направляется миссия группы наблюдения и захвата, по-настоящему оценил он это только теперь. Мы идем к центру катастрофы. Он представил себе медленно растворяющийся пакет с желто-коричневой жидкостью и удивился, как он мог попасть в такое положение.

Странное стихотворение, которое Лэнгдон и Сиенна обнаружили на обратной стороне посмертной маски Данте, в итоге привело их сюда, в Стамбул. Лэнгдон вел группу наблюдения и захвата в Собор Святой Софии, и знал, что, когда они дойдут, у них будет еще больше работы.

Колени преклони ко злату в музеоне мест святых,
К земле прильни своим ты ухом
И слушай звук струящейся воды.
Иди во глубь, в затопленный дворец.
Ведь там, во тьме, хтоничный монстр ждёт,
Во глубине кроваво-красных вод
Лагуны, что не отражает звёзд.

Лэнгдон снова почувствовал тревогу от того, что заключительная песнь поэмы Данте «Инферно» заканчивалась практически идентичной сценой: после долгого спуска через подземный мир Данте и Вергилий достигают низшей точки ада. Там, откуда нет выхода, они слышат звуки воды, сочащейся между камнями у них под ногами, идут вниз по течению речушки, через трещины и расщелины… и, наконец, оказываются в безопасности.

Данте писал: «Там место есть… оно приметно только из-за гула ручья, который вытекает тут, пробившись через камень, им точимый… мой вождь и я на этот путь незримый ступили, чтоб вернуться в ясный свет».

Строки Данте, очевидно, послужили вдохновением для стихотворения Зобриста, хотя в данном случае, похоже, Зобрист решил перевернуть всё с ног на голову. Лэнгдон и остальные, действительно могли следовать за звуками сочащейся воды, но, в отличие от Данте, они будут не выходить из ада… а идти прямо в него.

Пока фургон маневрировал по узким улочкам и густо населенным районам, Лэнгдон старался понять извращенную логику Зорбиста, которая вынудила его выбрать эпицентром пандемии сердце Стамбула.

Здесь Восток встречается с Западом
На перекрестке миров.

Стамбул за всю историю своего существования несколько раз был охвачен смертельными эпидемиям, которые уничтожали значительную часть его населения. Фактически, во время заключительной фазы бубонной чумы, именно этот город Империи назвали «центром чумы», говорили, что болезнь убивала больше десяти тысяч жителей в день. Несколько известных полотен изобразили горожан, отчаянно роющих чумные ямы в пригородах Таксима, чтобы похоронить горы тел.

Лэнгдон надеялся, что Карл Маркс был неправ, говоря: «История повторяется».

На всем протяжении промокших под дождем улиц, ничего не подозревающие души спешили по своим вечерним делам. Красивая турецкая женщина звала своих детей на обед; двое стариков вместе пили в уличном кафе; хорошо одетая пара шла по ручку под зонтом; и человек в смокинге выскочил из автобуса и побежал вдоль улицы, пряча футляр для скрипки под курткой, очевидно, опаздывая на концерт.

Лэнгдон заметил, что изучает лица вокруг себя, пытаясь представить себе жизненный путь каждого из них.

Массы состоят из индивидуумов.

Отвернувшись от окна, он закрыл глаза и попытался отогнать от себя мрачные мысли. Но они полностью захватили его. В глубине подсознания уже вырисовывался страшный образ — пустынный пейзаж картины Брейгеля «Триумф смерти» — отвратительный вид торжества злых сил, горе и страдание, которые обрушились на приморский город.

Фургон повернул направо на Торунь Авеню, и на мгновение Лэнгдон поверил, что они на месте. Слева, вырастая из тумана, появилась большая мечеть.

Но это был не Софийский собор.