Инферно Габриеля

Габриель сделал паузу, задержавшись глазами на Джулии, затем перевел взгляд на Кристу и кокетливо улыбнулся. Джулия вспыхнула. Конечно же, он делал это нарочно: сначала посмотрел на нее, а потом перенес центр своего внимания на Кристу — этого Голлума женского рода. Намек на то, что даже Беатриче можно найти замену?

«Прекрасно. Если ему захотелось поиграть в ревность, я сейчас тоже включусь в игру».

Она принялась постукивать ручкой по тетради. Громче, еще громче. Габриель прекратил говорить и быстро определил источник шума. Тогда Джулия другой рукой стиснула руку Пола. Пол тут же повернулся к ней, улыбаясь во весь рот. Джулия тоже улыбнулась, хлопая ресницами, открыла рот и ответила самой прекрасной и обаятельной улыбкой, на какую была способна в этот момент.

Со стороны кафедры донесся кашель, больше напоминающий стон. Пол тут же отвернулся от Джулии, устремив глаза на крайне сердитое лицо профессора Эмерсона. Чтобы его не дразнить, Пол дипломатично убрал свою руку.

Довольно усмехаясь, Габриель продолжал свою странную лекцию. Он пока еще владел собой и потому не запинался. Произнеся пару абзацев, состоявших из общих фраз, Габриель начал писать на доске… Аспиранты недоуменно переглядывались, читая написанное убористым профессорским почерком:

В реальной жизни Беатриче, наоборот, была только рада оставить Данте в Аду, поскольку ей надоело выполнять свое обещание.

Джулия была последней, кто увидел то, что написал на доске профессор Эмерсон, поскольку все еще злилась на него. Когда она наконец подняла голову, Габриель стоял, скрестив руки, и явно наслаждался произведенным эффектом. Возможно, Джулия и смолчала бы, если бы не его отвратительная ухмылка… Пусть ее завтра же с треском выгонят, но она сотрет эту ухмылку с профессорской физиономии. Немедленно.

Она подняла руку и, получив разрешение говорить, встала:

— Ваше утверждение, профессор, слишком пренебрежительно и имеет корыстную цель оправдать только одну сторону — Данте.

— Ты что, с ума сошла? — шепнул встревоженный Пол, стискивая ей пальцы.

Джулия отмахнулась и продолжила:

— Почему вы всю вину сваливаете на Беатриче? Она жертва обстоятельств. Когда Данте ее встретил, ей не было и восемнадцати. Они никак не могли оставаться вместе, если только Данте не был склонен к педофилии. Неужели, профессор, вы рискнете утверждать, что Данте — педофил?

Одна из аспиранток прыснула со смеху.

— Ни в коем случае! — огрызнулся Габриель. — Данте искренне любил Беатриче, и разлука ничуть не уменьшила его любовь к ней. Если бы у нее хватило смелости спросить его, он бы сказал ей об этом. Ясно и без обиняков.

— Что-то плохо верится, — сощурилась Джулия и наклонила голову набок. — Неизвестно, был ли Данте склонен к плотским утехам, когда впервые встретил Беатриче, но в его дальнейшей жизни телесные наслаждения стали занимать весьма существенное место. Он просто не мог общаться с женщинами по-иному. По вечерам, особенно в пятницу и субботу, он не сидел у себя дома, ожидая Беатриче. А любить на расстоянии — это проще простого.

Лицо Габриеля стало почти багровым. Он расцепил руки и сделал шаг в направлении стола, за которым сидели Джулия и Пол. Напрасно Пол поднимал руку, намереваясь отвлечь его вопросом. Габриель не обращал внимания. Он сделал еще шаг.

— Как-никак, Данте — мужчина и нуждается… в общении, — сказал он, переходя на настоящее время. — Если облечь это в более красивую форму, те женщины были для него всего лишь полезными подругами. Его тяга к Беатриче ничуть не ослабела. Просто он отчаялся ждать. Для него становилось все очевиднее, что он уже никогда ее не увидит. И здесь вся вина лежит на ней.

Джулия мило улыбнулась, готовясь всадить новый словесный кинжал:

— Более чем странная тяга. Мне думается, у Беатриче это должно было вызывать только ненависть. И какую пользу, профессор, приносили Данте эти подруги? Правильнее было бы назвать их обыкновенными самками, подверженными такой же плотской страсти. Эти женщины не помогали Данте стать ни лучше, ни счастливее. Они лишь растормаживали в нем похоть, делая зависимым от низменных наслаждений. — У Габриеля перекосило лицо, однако Джулия не боялась его реакции и продолжала: — Общеизвестно, что женщины, выбираемые Данте на одну ночь, не отличались ни манерами, ни умом. История даже не сохранила их имен, что тоже неудивительно: ведь он выбирал себе подружек на мясном рынке. Утолив голод плоти, он попросту выпроваживал их, забывая об их существовании. Вы не находите, что это плохо стыкуется с его «тягой» к Беатриче? Я уж не говорю о том, что у Данте есть любовница по имени Полина.

Десять пар аспирантских глаз застыли на Джулии. Ее лицо было красным, а голос прерывался от волнения.