Для Габриеля будние дни напоминали адовы мучения. На семинаре он изо всех сил старался не смотреть на Джулианну, что не лучшим образом сказывалось на его поведении. Он раздражался по пустякам и словно забыл, что аспиранты не обладают его эрудицией, а потому могут задавать вопросы, казавшиеся ему верхом идиотизма. Он едва сдерживался, чтобы не нахамить Кристе, умолявшей о дополнительных встречах — якобы для обсуждения темы ее диссертации. Она будто не слышала его раздраженных «нет», делаясь все настырнее.
А тут еще профессор Сингер, приславшая письмо на его университетский электронный адрес.
Габриель!
Была рада увидеться с тобой. Соскучилась по нашим милым разговорам.
Твоя лекция, при всем ее техническом совершенстве, меня разочаровала.
Неужели твой интеллект стал настолько ограниченным?
Когда-то ты был изобретательнее. И свободнее.
Оставь эти профессорские уловки.
Тебе нужно признать свою истинную природу и немножко поупражняться.
Я могу дать тебе то, что тебе нужно.
Я могу дать тебе именно то, чего ты жаждешь.
Габриелю хотелось плюнуть на дисплей своего ноутбука. Или с размаху хватить кулаком по хрупкому пластику. Знакомые приемчики беззастенчивого доминирования: и его имя, нарочно написанное со строчной буквы, и нарочно выделенное слово «именно». Отвращение, вызванное ее письмом, наглядно показывало, как сильно он изменился со времени их последней встречи. Это письмо было еще достаточно сдержанным. В прошлом она писала ему намного откровеннее. Неужели когда-то письма этой маленькой злобной стервы его возбуждали? Глупо отрекаться от прошлого. Главное, у него есть настоящее. У него есть Джулианна, одно присутствие которой побуждает его идти к свету. Эта мысль отчасти успокоила его.
Габриель не ответил на послание Энн. Удалять его тоже не стал. Он сделал то же, что делал со всеми ее прежними письмами: распечатал на принтере и убрал в папку, где они хранились. Ему не хотелось подавать на нее официальную жалобу; тем более что все произошедшее между ними в прошлом было по обоюдному согласию. Но если она не оставит своих притязаний, он выстрелит по ней ее же словами. Главное, чтобы она прекратила дальнейшие поползновения в сторону Джулианны.
Пытаясь отвлечься, Габриель почти все свободное время тратил на приготовления к запоздалому празднованию дня рождения его кареглазого ангела и на поединки в университетском фехтовальном клубе. То и другое было намного полезнее его прежней привычки выпускать эмоциональный и сексуальный пар.
По ночам он лежал, глядя в потолок, думал о Джулианне и тосковал, что рядом нет ее теплого, нежного тела. Ему стало все труднее засыпать в одиночку. Физическая усталость тоже не приносила желанного сна и не притупляла его телесного голода.
Когда же он в последний раз ходил на свидания? Наверное, в Гарварде. Какой же он был глупец, думая, что его «охотничьи набеги» в «Преддверие» могут заменить чистую радость свиданий.
Его тело привыкло к сексу и требовало своего. Иногда он с отчаянием думал, надолго ли хватит его целомудренных обещаний. Габриель знал свою силу обольстителя и боялся, что однажды сексуальный голод властно заявит о себе и перечеркнет все обещания, которые он давал Джулии. Спальня теперь была их святилищем. Раньше ему случалось ночевать в чужих постелях. Он помнил, с каким облегчением возвращался в свою холостяцкую квартиру и торопился скорее встать под душ, чтобы смыть чужие запахи, словно они были заразны. Все его прежние победы вызывали лишь ненависть к самому себе. Он не решился бы познакомить Грейс ни с одной из тех женщин.
Джулианна была другой. Да, он жаждал ее тела, жаждал страстей и наслаждений. Но одновременно он жаждал ее нежности, разговоров с нею. Даже молчаливого ее присутствия рядом. Все это было для него совершенно новым.
Субботним днем Джулия читала и перечитывала электронное письмо Габриеля с приглашением отпраздновать ее день рождения.