Инферно Габриеля

К утру основная часть имущества Джулии была упакована в два больших чемодана. Не желая признаваться в поражении ни себе, ни бутылке с текилой, часть вещей девушка оставила несобранными. Успеется. Сейчас Джулия сидела на стуле и по детской привычке вращала большими пальцами. Ее натура требовала действий. Тупо сидеть и тянуть время до визита к Эмерсону она не могла. Приложиться к текиле накануне визита — тем более. Поскольку с другими аспирантами она еще не успела подружиться, то ей оставалось только одно: убрать квартиру, так и не ставшую ей домом.

Но и это занятие не заняло много времени. Вскоре все было отмыто, отчищено, доведено до блеска и благоухало лимоном. Джулия имела все основания гордиться собой. Наспех собрав рюкзак, она вышла и с гордо поднятой головой отправилась на встречу с экзекутором Эмерсоном.

А профессор уже шагал по факультетским коридорам, заставляя коллег и аспирантов жаться к стенам и уступать ему дорогу. Настроение у него было на редкость скверным, и ни у кого не хватало мужества заговорить с хмурым профессором.

Все это имело вполне объяснимые причины. Дни, проведенные в родных местах, были омрачены не только смертью матери, но и бесконечными перепалками с живыми и здравствующими родственниками. Он плохо спал, а вчерашнюю ночь вообще провел без сна. Боги авиакомпании «Эр Канада» прокляли его, усадив рядом с отцом двухгодовалого малыша. Едва самолет покинул Филадельфийский аэропорт, папаша шумно захрапел в уютных сумерках салона. Зато его чадо вопило, а потом обильно оросило не только отцовские колени, но и брюки профессора Эмерсона. Профессор как ужаленный выскочил в проход, потребовал у стюардессы тряпку и щетку, после чего бросился в туалет. Там он лихорадочно смывал и счищал младенческую мочу со своих брюк от Армани, попутно обдумывая законопроект о принудительной стерилизации безответственных родителей.

Джулия появилась возле знакомой двери за несколько минут до назначенного времени и с радостью обнаружила, что дверь заперта. Однако радость почти мгновенно улетучилась. Дверь действительно была заперта, но изнутри. Там сейчас происходила словесная порка Пола Норриса.

Минут через десять дверь открылась, и в коридор вышел Пол, похожий на великана, которому хорошенько двинули между глаз. Сердце Джулии сжалось. Она бросила взгляд на пожарный выход. Всего пять шагов, вращающаяся дверь — и она будет свободна. Главное — не нарваться на полицию и не схлопотать штраф за ложную пожарную тревогу. Но даже штраф казался ей меньшим злом в сравнении с предстоящим разговором.

Пол догадался о ее замыслах. Он покачал головой, выдал несколько ругательств, адресованных профессору, потом улыбнулся и предложил:

— А не закатиться ли нам куда-нибудь на чашку кофе? Разумеется, не прямо сейчас.

Джулию удивило его предложение, и она согласилась, не особо раздумывая. Она и так была выбита из колеи предстоящим разговором.

— Остался сущий пустяк — узнать номер твоего мобильника, — с улыбкой сказал Пол, наклоняясь к ней.

Джулия покраснела, вытащила из рюкзака клочок бумаги, убедилась, что тот девственно-чист, и торопливо нацарапала номер. Пол спрятал бумажку в карман и ободряюще потрепал Джулию по руке:

— Давай, Крольчиха, устрой ему ад кромешный.

С чего это он решил, что у нее такое прозвище? И почему вообще она должна называться Крольчихой? Возможно, Джулия даже спросила бы об этом Пола, но из недр кабинета раздался раздраженный, но тем не менее довольно красивый голос:

— Мисс Митчелл, заходите.

Джулия вошла в кабинет и замерла возле двери.

Вид у профессора Эмерсона был изможденный. Лицо бледное, темные круги под глазами. Кажется, он даже похудел. Листая какие-то бумаги, профессор неожиданно высунул язык и медленно облизал нижнюю губу.

Джулия, оцепенев, уставилась на его чувственный рот. Затем, сделав над собой изрядное усилие, перевела взгляд на профессорские очки. В аудитории Эмерсон был без очков. Наверное, очками он пользовался, лишь когда уставали глаза. Но сегодня его сверлящие синие глаза частично прятались за темными стеклами очков. «Прада». Модная и очень дорогая модель. Черная оправа резко контрастировала со светло-каштановыми волосами и синими глазами. Словом, очки были центральной точкой его лица. Джулия тут же призналась себе, что еще не видела более элегантного профессора, чем Эмерсон. Казалось, он сошел с рекламного плаката «Прада», хотя вряд ли какой-нибудь профессор согласился бы участвовать в рекламной кампании.

Более того, Эмерсон был первым встреченным Джулией профессором, который следил за модой.

Тот злополучный семинар был не первой встречей Джулии Митчелл с Габриелем Эмерсоном. Она знала этого человека. Знала его порывистый, переменчивый характер. Знала его приверженность к вежливости и соблюдению приличий (по крайней мере, так было до недавнего времени). Знала, что сейчас она вполне могла бы без всякого приглашения усесться в одно из мягких кожаных кресел; в особенности если бы он вспомнил, кто она. Но нынешняя атмосфера кабинета не располагала к вольностям, и Джулия осталась стоять.