Я натянул веревку, привязанную к кормовому веслу, устроился в кресле и повел плот на север. Не скажу, что плот умел хорошо плавать. Он неплохо держался на поверхности, но связанные кое-как бутылки слишком цеплялись за воду, не давали разогнаться. Но мы все равно продвигались, гораздо медленнее ветра, но продвигались.
Алиса вязала, Егор лежал в палатке и смотрел в потолок, под которым покачивалась пластиковая рыбка. Егор молчал и почти не мигал, совсем не шевелился, у него был сломан позвоночник. Я не знал наверняка, но признаки очень похожие — руки и ноги не шевелились, глаза не шевелились, общее одеревенение организма. Что делать с этим, я тоже не представлял. Рядом с Алисой уже не заживали царапины, надеяться на то, что она как-то повлияет на Егора в плане здоровья, нельзя, но это тоже ничего. Все будет в порядке. Мы отыщем врача. Нашего, китайского, еще какого, вряд ли они перевелись под корень. Кто-то ведь летает на самолетах? Значит, и лечить кто-то еще умеет. Починим Егора, станет бегать, станет прыгать.
Починим. Слона ему построим, дом в виде слона, с печкой, с разноцветной раскладушкой, Жуку будку устроим, все будет.
Я сидел в кресле на носу, рулил. Привязывал руль, занимался другими делами, проверял веревки, проверял бутылки, варил еду, разговаривал с Алисой.
Вода оставалась грязная, мутная, с обилием желтой взвеси, ее не пил даже Жук, приходилось фильтровать. Я ставил на фильтр двадцатилитровую бутыль, и на выходе получалась жидкость уже чуть менее мутная, я подзывал Жука, наливал ему в миску, Жук отворачивался. Тогда я заправлял воду в другой фильтр, более тонкой очистки, и получал воду уже прозрачную, сквозь которую можно было легко смотреть на солнце. Но и эту воду Жук не жаловал, и тогда я сливал ее в котел и кипятил, упаривая на треть. Эту воду Жук уже хлебал, даже не остывшую.
Вместе с нами несло мусор, по большей части непонятный и бесполезный, но встречались вещи вполне себе пригодные, я вылавливал их с помощью багра и втаскивал на борт. В основном деревянные обломки, мебель, ветки деревьев, я собирал всю эту дребедень и раскладывал на железных прутьях возле огня. Часто попадались выдры. Никогда не предполагал, что природа так богата выдрами, вот удивление, сотни выдр, по большей части дохлые, но встречались и живые. Они плыли на старых покрышках, на островках мусора, завидев плот, выдры устремлялись к нам и устраивались на сетках с бутылками, сушили шерсть. Если бы не Жук, я думаю, плот превратился бы в выдровую баржу, Жука выдры побаивались.
Пару раз попадались автомобили. Не думал, что они умеют плавать, но некоторые действительно не тонули. Держались, покачиваясь на плавных волнах, приближались к нам, руководствуясь законом всемирного притяжения. Я запрыгивал на них, проверял, не осталось ли горючего или других полезных вещей, но машины были пусты. Я отталкивал их багром, пробивал обшивку, и автомобили, выдохнув захваченный воздух, уходили на дно, нечего им тут болтаться, еще прицепятся.
И корабль.
Алиса крикнула, что призрак, я и сам так сначала подумал, черный вытянутый силуэт, он шагнул точно ниоткуда, наверное, всплыл, вознесенный талыми водами или издалека откуда пригнало, в разлив и не такое случается. Медленно переваливаясь с боку на бок, поворачиваясь вокруг центра, издавая протяжные скрипы. Алиса предложила приблизиться и осмотреть судно, вдруг там есть что полезное, я отказался и стал рулить от корабля подальше. Слишком опасно. Внутри все проржавело, провалишься куда-нибудь, изрежешься железом. Или ржавой пылью надышишься, легкие испортишь. Или… Да и нет там ничего. Все корабли давным-давно разобрали, даже проводку отодрали, ничего полезного.
Корабль долго держался за нами, иногда подходя слишком близко, нависая громадиной, перегораживая ветер. Нас неприятно тянуло к нему, мне это совершенно не нравилось, корабль выглядел… Мрачно. Наверное, мы все-таки прилипли бы к нему, но корабль-призрак лязгнул и остановился, скорее всего, зацепившись за одну из крыш. Видимо, пропорол днище, он стал захлебываться и тонуть, заваливаясь на бок и зарываясь носом. Воздух выдавливался водой из внутренних помещений, отчего корабль завыл, совсем как живое существо, наверное, так стонали раненые киты.
К нашей удаче ветер усилился, я поплотнее поймал его в парус, и скоро мы корабль уже не видели. Но слышали еще долго. Стоны, и вздохи, и другие движения души.
Город остался позади. Мы проплыли над Кольцевой, оставив позади крыши и острова городских холмов, миражами выступавшие на горизонте, теперь вокруг нас оставалась лишь водная гладь, от горизонта до горизонта. Приближался вечер, сумерки, самое опасное время для жизни. Но здесь было тихо. Я оглядывал простор и не видел ничего, кроме мусора и ранних звезд.