Ансгер отыскал взглядом Роба Хенгиста. Почему-то в этот момент ему было приятнее думать о нём как о Человеке-без-Имени, таинственном и могучем волшебнике, чем как о простом сержанте-радиооператоре, чудом выжившем реликте минувшей эпохи. Хенгист, намотав поводья на левую руку, чтобы держаться в седле покрепче, правой выхватил меч. Тот пустил разноцветные блики, как случалось порой с металлическими предметами, когда солнечные лучи, искажённые Свечением, ложились на их отполированную поверхность. Говорили, что это – добрый признак; такой металл считался обладающим волшебными свойствами.
Хенгист поднял коня на дыбы – вероятно, чтобы тот не выкинул какой-нибудь номер в самый неподобающий момент – и, удерживая несчастное животное в такой позе, вытянул клинок в сторону межевого камня. Одно короткое слово – и острие словно выплюнуло вишнёвого цвета молнию, разломившую гранитный монумент, весом превышавший несколько тонн, на мелкие куски. Вой, будто сверливший уши, немедленно стих. Ансгер вздохнул с облегчением и похлопал своего коня по холке. Животное всхрапнуло и несколько раз благодарно шевельнуло губами, словно говоря что-то.
– Он просит сахару, – пояснил Рене и достал из кармана небольшой замусоленный камушек коричневого цвета. Его лошадь немедленно проглотила предложенную подачку и радостно заржала. – Всегда носи с собой несколько кусков – от преданности коня, может статься, однажды будет зависеть твоя жизнь.
Ансгеру оставалось лишь молча согласиться с этим ценным – и одновременно совершенно бесполезным, ввиду отсутствия у него сахара, – советом. Вместо этого он снова погладил коня по шее, решив пока ограничиться этой нехитрой, но идущей от чистого сердца лаской. Конь, которого, как оказалось, звали Прыгачом, несмотря на выказанное недовольство, похоже, смирился с такими манерами своего нового хозяина, равно как и с его скупостью.
Хенгист поднял руку ладонью вверх, требуя внимания.
– Мы разворошили осиное гнездо, и теперь те, кто спал, проснулись. Вскорости на нас организуют облаву. Едва ли мы сможем спастись, если не сойдём с дороги.
Ансгер с сомнением огляделся вокруг. Пшеничные поля и луга представлялись ему сомнительным укрытием.
– Если взять путь на восток, к вечеру мы окажемся у побережья. Возможно, нам удастся зафрахтовать там какую-нибудь лохань.
– Я знаю один рыбацкий посёлок, Господин-без-Имени, – сказал мрачный, обритый наголо мужчина, который за всё время их путешествия не проронил и дюжины слов. – Знаю, потому что родился там. Мы сможем найти на берегу с дюжину добрых баркасов, но достаточно крупной шхуны, способной выйти в открытое море, там отродясь не встречалось.
Хенгист, которому адресовались эти слова, размышлял не более мгновения. Его реакция была молниеносной.
– Никогда и ни за какие деньги, Конн?
– Можете быть уверены в этом, как во мне, господин. – Мягкий баритон Конна, разительно контрастировавший с его суровым обликом, вызвал у Ансгера доверие к этому крупному мужчине. Похоже, он не лгал.
– Тогда и Могущественные, зная положение вещей на побережье, не станут нас там искать. – Хенгист весело рассмеялся. – Вперёд – возможно, в этом наше спасение!
Ансгер, так и не поняв, как это спасение может заключаться в возможности оказаться прижатым к морю на совершенно открытой местности, предпочёл промолчать. Прошептав Прыгачу на ухо несколько слов, предназначенных для того, чтобы ободрить скакуна, он дал ему шпоры. Рене всё так же следовал за ним по пятам, словно тень. Ещё несколько часов изнурительной, выматывающей последние силы, скачки – и в медленно ложащихся на землю сумерках показались песчаные дюны. Частично покрытые растительностью, преимущественно травой и невысоким кустарником, они почти не препятствовали ветру, нёсшему с собой солёный запах моря.
Дюны почему-то напоминали Ансгеру уходящую вдаль череду горбатых китов, которых он множество раз разглядывал на картинках в книгах и журналах; эти огромные существа некогда господствовали в океанских водах, пока их не вытеснили неведомые чудовища.
Наконец, перед ними возник рыбацкий посёлок – несколько дюжин хлипких на вид домишек, построенных из досок, камней и обломков кирпича. Кирпич жившие здесь люди притащили, видимо, вопреки всем запретам