Новейшее, по стандартам Дуннорэ-понт, изобретение, возвышалось на штативе в дальнем углу. Подержанный фотоаппарат достался редактору захолустного таблоида всего за одну золотую крону26
. Крона эта, по причине постоянной нехватки у лиц творческого склада злосчастных денег, была одолжена у Финлея в обстоятельствах, до сих пор повергавших Норса в дрожь и тоску.Ему пришлось зайти к градоначальнику домой и познакомиться со всеми его домочадцами: с кухаркой, с горничной, с вислоухим псом по кличке Тоб, – и с куда менее приятными персонами: престарелой мамашей Финлея, его супругой и двумя незамужними дочками. Последние, страдавшие таким же, как и у градоначальника, ожирением, отличались практически полным отсутствием манер и того, что принято называть умом. Эти качества заменяла им бесцеремонность, а также некое подобие глубокомысленного жеманства и выглядывавшая откуда-то из глубины крысиных глазок подлость, обычно именуемая ими «житейской смёткой, неотъемлемой семейной чертой». Старшую из «благородных девиц», двадцатитрехлетнюю Шавну, представили Норсу как «прелестную красавицу, руки которой он мог бы добиваться».
Несколько ошеломлённый таким известием, Норс, преодолевая сомнения и тошноту, всё же облобызал высокомерно протянутую ему «изящную ручку» – та будто сбежала из лавки мясника, из отдела с вывеской «Части свиной туши». Он пошёл на этот непростой шаг, так как перед его внутренним взором всё это время стоял великолепный «Домналл».
Фотоаппарат, счастливо приобретённый, действительно несколько раз использовался Норсом, как правило, в обстоятельствах, далеко не самых приятных – он делал посмертные фотографии, которые использовались для создания изображений покойных на могильных надгробиях. К сожалению, стоимость оборудования для производства литографических изображений со сделанных фото, которые наилучшим образом дополнили бы его статьи, превосходила готовность Норса идти на дальнейшее сближение с семейством Финлеев. Сближение это, которое в достаточно скором будущем привело бы к супружеской жизни, по своим тяготам и лишениям сопоставимой лишь с адскими муками, пугало Норса не меньше Страшного суда.
Альтернативным производству литографий вариантом казалось более глубокое сотрудничество с владельцем похоронного бюро, однако тот был вдов и не имел детей, а о его сексуальных пристрастиях ходили самые неправдоподобные и наводящие оторопь слухи. В конце концов, Норсу пришлось удовлетвориться надеждами на то, что со временем он заработает сумму, достаточную для развития дела и погашения задолженности.
Норсу захотелось выпить. К его разочарованию, желание ограничить себя в потреблении спиртного стало причиной, по которой в редакции не хранилось никаких запасов выпивки. Это было печально, так как именно в этот момент он бы с удовольствием хлебнул доброго виски, и любой доктор прописал бы ему те же лекарства. Норс, ухмыльнулся, вспомнив о докторе Вейре: тот, судя по всему, относился к алкоголикам со стажем, и сам с удовольствием составил бы ему компанию.
Недовольно подкрутив усы, Норс закурил и, уперев руки в бока, с досадой осмотрелся по сторонам. Прежде чем отправиться на вокзал, где засел капитан Глайнис со своими бравыми парнями, ему следовало определить, есть ли в помещении хоть что-нибудь, что может пригодиться в будущем, во время прохождения военной службы.
Кроме спичек и табака, которые он и без того всегда носил с собой, Норс ничего не мог придумать. Пожалуй, единственное исключение составлял «Домналл», но вольности вроде фотосъёмки на таких живописных объектах министерства обороны, как безликая кирпичная казарма, бетонный прямоугольный плац и пропитанная запахами овощей кухня, категорически запрещены. Исключительно по причине атмосферы строжайшей секретности.
Всё ещё пребывая в раздумьях, Норс неожиданно вздрогнул – ночную тьму пронзил душераздирающий вопль. Крик этот, свидетельствовавший о том, что человека, его исторгнувшего, вероятнее всего, постигла самая ужасная участь, какую только можно себе представить, раздавался снизу и мог принадлежать только сторожу.
Сирена умолкла, и в наступившей тишине послышались отвратительные чавкающие и хрустящие звуки. Если бы Норс мог всецело доверять своему слуху, он бы побился об заклад, что сторожа, чьё имя он, как на грех, забыл, в это самое время пожирало некое хищное и смертельно опасное существо. Насколько он мог судить по периодически раздававшимся слабым стонам, жертву обгладывали заживо.
На какое-то мгновение Норсом овладела странная, до невозможности глупая идея, источником которой, несомненно, являлась бумажка за подписью Глайниса, словно пытавшаяся прожечь внутренний карман сюртука, – желание спуститься вниз и отважно, как подобает капралу пехоты ЕКВ, сразиться с неведомым чудовищем. Тем не менее, остатки здравого смысла принудили Норса, наоборот, замереть и, двигаясь как можно тише, приблизиться к газовому рожку и отключить его.