Вопреки своей устрашающей репутации, Человек-без-Имени обладал отнюдь не демоническим обликом – скорее, наоборот, он более походил на сурового херувима, облачившегося в рясу военно-монашеского ордена. Светлые, нуждающиеся в ножницах и бритве, волосы оттеняли немного выпуклый, сужающийся кверху лоб. Тонкий, отличающийся изяществом, нос располагался между густых, изогнутых наподобие лука, бровей, под которыми светились умом большие, округлые зелёные глаза.
Ансгер, глядя на своего гостя, не мог отделаться от впечатления, что тот, несомненно, красив – пожалуй, даже слишком красив для посланца небес. Было во внешности этого человека – нет, поправил себя летописец, существа – нечто, роднившее его с падшими ангелами, Туатх де Дананн. Те также обладали необычайно привлекательной внешностью, пользуясь ею для совращения нетвёрдых характеров. Ансгер напомнил себе: перед ним – дьявол, слуга фоморов, явившийся за душой того, кто некогда имел неосторожность заключить с ним сделку.
– …Это случилось в те дни, когда в небесах ещё светило солнце, не то что в наше время, когда его лучам уже не пробиться через алый купол Свечения. Подозреваю, что оно всё ещё там, в восьми с половиной минутах движения фотонов от нас, этот колоссальный раскалённый шар из водорода и гелия, пылающий неугасимым пламенем, способным в мгновение ока расплавить и испепелить любой металл… – Человек-без-Имени на мгновение умолк. – Однако рефракция Свечения, ограничивающего доступ квантов энергии и изменяющего частоту колебаний и длину волн, лишила нас возможности видеть нашу звезду. Впрочем, едва ли это имеет смысл для тебя…
Человек-без-Имени погрузился в размышления – ненадолго, всего на миг, – а потом его улыбка вновь стала беззаботной.
– Это произошло во времена, когда у меня ещё носил имя, и звучало оно как…
Глава
XXIII
– Роб Хенгист! – Превосходно поставленный голос капитана из отдела кадров вызвал молоденького сержанта. – Я, господин капитан!
Светловолосый, коренастый парень сделал шаг вперёд и, щёлкнув каблуками, отдал честь – совсем как на плакате, украшающем плац. Роб Хенгист обладал тонкой, почти изящной талией, удачно гармонирующей с широкими плечами и сильными руками, покрытыми великолепно развитой мускулатурой. Телосложение его, выдававшее опытного гимнаста, считалось идеальным для лётчика истребительной авиации, ведь исполнение фигур высшего пилотажа, которому сопутствуют многократные перегрузки, ставит предельные требования к физическим качествам.
Только что произведённый в сержанты военно-воздушных сил с присвоением квалификации радиооператора, Хенгист происходил из семьи титулярного советника, гражданского чиновника, рангом равного армейскому майору. Впрочем, как третий сын, он, в отличие от старших братьев, не мог претендовать на покупку офицерского патента. В конечном итоге, послушавшись совета родителей, настоятельно рекомендовавших ему избегать всей грязи, присущей быту пехотных подразделений, Роб поступил на службу в ВВС.
Увлечение планерным и парашютным спортом, а также чин отца, дававший доступ к материалам служебного пользования, предопределили дальнейшую судьбу Роба: он попал в авиацию, и, хоть и не прошёл отбор в пилоты истребителей – о чём страстно желал, – получил определение на курсы радиооператоров. Прошедшего трёхмесячный курс обучения Хенгиста признали готовым к несению службы на передовой.
За этим невзрачным словом – «радиооператор» – скрывались тонкие, требующие в боевых условиях незаурядной выдержки и хладнокровия, навыки работы со сложнейшим сверхсекретным прибором, именовавшимся радаром. Радар, аббревиатура содержавшая указание на то, что данное устройство осуществляет детекцию (определение) направления и измерение расстояния до цели при помощи радиоволн, отличался безумной дороговизной и сложностью в обращении. Новейшая модель этого чуда техники, созданного гением айлестерской научной мысли, работала на пятидюймовых волнах и стала компактной настолько, что её уже можно было устанавливать на ночных истребителях, защищающих небо родины от крылатых демонов.
– Хенгист, – протянул капитан, вытянув губы. – Вы готовы подписать вот это?
На стол лёг лист бумаги с отпечатанным на нём текстом заявления, автор которого обязывался не разглашать обстоятельств несения службы, а также выражал согласие проходить службу в условиях, которые противоречат духу Священного Писания Эзуса.