Информатор

Он ходил по причалам, убеждая себя в том, что ему уже на все наплевать и он чудесно без нее обходился и раньше, до того как она появилась в его жизни.

И это было одновременно и правдой, и ложью.

Как и четыре поколения его предков, он был камерунцем: белым африканцем, не имевшим ни другого паспорта, ни другой национальности, как и страны, куда он мог бы вернуться, если жизнь здесь окончательно превратится в ад. В этих широтах был его дом, его родина, причем с тринадцати лет он лелеял только одну мечту — уехать отсюда. Но надо было заработать денег, чтобы начать приличную жизнь за пределами Африки — не важно, где именно: главное, чтобы там тяжелый труд справедливо вознаграждался и не зависел от капризов и прихотей правящей верхушки или своеобразия клановых раскладов во властных структурах, позиционирующих свой режим как нечто вполне демократическое.

Его дед с бабкой по отцовской линии прибыли сюда со своими родителями из Франции перед Первой мировой войной и сумели поднять хозяйство, в мгновение ока превратившееся в ничто, когда к власти пришло национальное правительство. Все рухнуло! Ничего не осталось! Тяжелый труд целых поколений был уничтожен буквально в одночасье только потому, что его предки выбрали для жизни не тот континент. Им следовало пустить корни в Новом Свете, где первопроходцам удалось сохранить то, за что они заплатили своим потом и кровью.

Семье его матери, приехавшей в Экваториальную Гвинею в конце девятнадцатого века, повезло не больше. Она обосновалась на острове Биоко, где владела плантациями какао, но через шесть месяцев после получения независимости начались кровопролития. Главными мишенями стали все образованные люди и иностранцы независимо от цвета кожи. Семья его матери бежала в Дуалу, где попыталась начать все заново. Они с горечью видели, как их родина — некогда один из самых процветающих уголков Африки — превращается в место массовых казней.

К тридцати годам Бейярда вполне можно было считать преуспевающим. Однако зарабатывать по-настоящему большие деньги он стал, только когда нашел Ванессу Монро. Это не было случайностью. Слухи о необычной девочке уже давно ходили среди общины экспатриантов, и он через братьев Папандопулос договорился о встрече с ней в их пляжном домике в Криби.

Сославшись на неотложное дело, парень Ванессы — Андреас Папандопулос — оставил их вдвоем в тишине сада. Высокая и нескладная, но с поразительными серыми глазами, она выглядела не так, как представлялось Бейярду. Она молча устремила на него изучающий взгляд, а потом резко отвернулась.

Он подошел поближе и произнес:

— Я слышал, что ты болтаешь на фанге.

Она утвердительно кивнула.

— И еще на нескольких местных языках.

— Мне нужен переводчик на вечер, — пояснил он. — Если ты справишься, то заработаешь пятьсот франков.

— Пятьсот франков — это большие деньги, если нужен просто человек, изъясняющийся на фанге, — ответила она не поворачиваясь. — За десять тысяч африканских франков ты можешь нанять официанта из «Ла Бализ».

Он улыбнулся.

— Верно, но ты не похожа на человека, говорящего на этом языке. И самое главное — мне нужен тот, кому можно доверять.

Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза — казалось, она хочет прочитать его мысли.

— А ты можешь мне доверять?

— Я не знаю, — признался он. — Как ты сама-то думаешь?

На уголках ее губ обозначилась улыбка.

— Чтобы выяснить это, тебе придется заплатить мне пятьсот франков.

Встреча состоялась в дворике здания на окраине города, в разгар сезона использовавшегося как гостиница. Тишину нарушали звуки бесед, смеха и ритмичной африканской музыки, доносившейся из динамиков радиоприемника. В воздухе стоял запах жареного мяса и дыма костров, используемых для приготовления пиши.

Поручение Бейярда сводилось только к одному — сидеть и внимательно слушать, что говорилось вокруг. Когда они проходили по вестибюлю, направляясь к дворику, она отозвала его в сторону и предупредила о том, что если он заключит сделку, то его застрелят.

Встреча проходила на повышенных тонах и изобиловала угрозами. Общались они, вскоре перейдя на крик, на плохом французском и покинули гостиницу, так и не заключив сделки. Однако уже на парковке он предложил ей постоянную работу.

В ответ она пристально на него посмотрела, а потом отвернулась к окну. Глядя на улицу, она помолчала и наконец объявила:

— Я знаю, кто ты, чем занимаешься и что означает на тебя работать.

— Не торопись, подумай. А завтра мы вернемся к этому вопросу.

На следующее утро он пригласил Андреаса на завтрак и, порасспросив о Ванессе, удивился, узнав, что их связь выходила далеко за пределы юношеского увлечения, хотя именно так ее воспринимали родители Папандопулоса.

— Она твоего возраста? — спросил Бейярд.

Андреас смущенно поднял глаза:

— Моложе.

— Сколько ей? Шестнадцать? Семнадцать?

— Четырнадцать.

Бейярд присвистнул.

— А ее родители? Они знают?