Информатор

Жалобы и нарекания начались сразу же. Нет окон, никакой возможности увидеть дневной свет и глотнуть свежего воздуха. В камерах двойные потолки, и сами они слишком малы для двоих. Бетонные нары слишком жесткие и узкие — всего тридцать шесть дюймов в ширину. Комбинированные туалеты из нержавеющей стали втиснуты прямо между ними, так что работа кишечника каждого заключенного становится общим делом обоих. Перегородки такие массивные, что разговоры между соседями — ежедневный источник энергии для узника — невозможны. Как "бесконтактное" помещение блок H был спроектирован так, чтобы изолировать не только надзирателей от заключенных, но и заключенных друг от друга. Еда — еще хуже, чем в блоке F. Двор — пространство, которым узники дорожили больше всего, — здесь не более чем бетонный мешок размером меньше теннисного корта со стенами восемнадцатифутовой высоты, накрытый густой решеткой, не пропускающей даже того скудного солнечного света, который пробивался сквозь находившийся над ней купол. О том, чтобы увидеть где-нибудь пучок зеленой травы, не могло быть и речи.

Бетон ничем не был облицован или хотя бы покрашен. Повсюду лежала цементная пыль, скапливаясь в углах камер. Она оседала на стенах, на полу, висела в воздухе и, конечно, попадала в легкие. Адвокаты, посещавшие своих клиентов, зачастую уходили, кашляя и сипя от этой пыли.

Современная система вентиляции была "замкнутой", то есть никакого выхода на поверхность не имела. Это было терпимо, пока не прекращалась подача энергии, что случалось каждый раз, когда какой-нибудь узел выходил из строя.

Лесли Делк, адвокат, назначенный защищать Рона, писала об этом своему коллеге, который собирался предъявить претензии тюрьме:

Питание ужасное, и почти все заключенные теряют в весе. Один узник за 10 месяцев похудел на 90 фунтов. Я пыталась обсудить этот вопрос с администрацией тюрьмы, но мне, разумеется, сказали, что со здоровьем у этого заключенного все в порядке. Во время своего последнего посещения я узнала, что еду заключенным привозят из старого здания, где ее готовят. Потом она доставляется в блок H, и там группа заключенных — ударная бригада, надо полагать, — развозит ее по этажам. Этим парням говорят, что остатки они могут взять себе, поэтому порции сокращаются едва ли не вдвое против нормы. Насколько я понимаю, надзор за питанием заключенных в блоке H Департаментом исправительных учреждений осуществляется слабо, если вообще осуществляется. Все мои клиенты жалуются на то, что пища теперь всегда холодная и так плохо приготовлена, что вызывает тошноту, а количество ее таково, что большинство заключенных вынуждены покупать еду в лавке, чтобы утолять постоянное чувство голода. Лавка, разумеется, принадлежит тюрьме, которая устанавливает там цены по своему усмотрению. (Обычно они гораздо выше, чем в обычных магазинах, которые посещаем мы с Вами.) К тому же у многих моих клиентов нет родственников, которые могли бы им помочь, так что они и вовсе лишены возможности пользоваться услугами магазина.

* * *

Для заключенных перевод в блок H оказался шоком. После того как в течение двух лет ходили слухи о "новом современном здании", на строительство которого предполагалось потратить 11 миллионов долларов, они были потрясены, попав в подземелье, где пространства оказалось меньше, а ограничений больше, чем в блоке F.

Рон ненавидел блок H. Его сокамерником оказался Рик Рохем, житель "загона" с 1985 года, оказывавший на Рона успокаивающее воздействие. Рик был буддистом, многие часы проводил в медитациях и тоже любил играть на гитаре. Уединение в тесноте камеры было исключено. Они подвешивали к потолку одеяло в виде шторы, чтобы разделить свои кровати и создать слабую иллюзию приватности.