В Америке мало кто знал о том, кто он такой и чем он занят. Но и сам Андреас, и его компания по переработке зерновых были хорошо известны богатым и влиятельным людям всего мира. Андреас, а точнее, его деньги были известны всякому, кто хоть что-нибудь значил в Вашингтоне. Уже несколько десятилетий он был одним из основных политических жертвователей, щедро и без разбору осыпавших деньгами и демократов, и республиканцев.{6} И нынешний год не был исключением – и Джордж Буш,[15] и Билл Клинтон[16] вели борьбу за президентское кресло на его деньги. Щедрость помогла Андреасу превратиться в одну из самых важных персон Вашингтона, оставаясь при этом в уютной тени большой политики. И та же щедрость ввергла его в судебное разбирательство. Именно Андреасу, отмытые через банк, принадлежали двадцать пять тысяч долларов, которыми администрация президента Никсона оплатила подвиги своих оперативников в Уотергейте.[17] В ходе масштабного расследования, вызванного уотергейтским скандалом, Андреаса обвинили в нарушении порядка финансирования политических кампаний, судили и оправдали – но уже за сто тысяч долларов, которые Андреас выделил Губерту Хамфри, сопернику Никсона на выборах 1968 года.[18]{7}
Иностранцы, прибывшие в тот день в Декейтер, питали надежду встретиться с Дуэйном Андреасом, но не слишком на это рассчитывали. Им назначили встречу с другими руководителями АДМ, которые правили рутинными повседневными делами.
Если все пойдет хорошо, надеялись гости, визит затянется. В конце концов, им нужно было выяснить кое-что важное. А еще кое-что важное надо было украсть.
Автомобиль свернул на аллею Фэриес, ведущую к беспорядочно раскинувшемуся комплексу непрезентабельных зданий АДМ. Желтые цветы, высаженные вдоль дороги, не смягчали впечатления от ограды из колючей проволоки, опоясывающей территорию изломанной линией. У главных ворот водитель кивнул охраннику, и тот повернул направо, к неприметному приземистому зданию, в котором квартировала верхушка АДМ. Автомобиль остановился около семифутовой бронзовой статуи Рональда Рейгана, высившейся на гранитной глыбе весом в две тонны и возведенной Дуэйном Андреасом в память о визите президента в 1984 году.{8}
Первым из лимузина выбрался Хирокадзу Икэда, вслед за ним Кандзи Мимото – высшие руководители японского промышленного гиганта «Адзиномото инкорпорейтед», соперничавшего с АДМ. Затем появились еще два представителя «Адзиномото», японец и европеец.{9} Заслонившись руками от утреннего солнца, гости проследовали в вестибюль административного здания и представились секретарше. Та сделала телефонный звонок, и через несколько секунд к ним быстрым шагом подошел жизнерадостный молодой человек. Это был Марк Уайтекер, тридцатичетырехлетний президент образованного недавно подразделения биопродуктов АДМ. Японцы были знакомы с мистером Уайтекером уже несколько месяцев, но все еще не доверяли ему.
Шагнув в вестибюль, Уайтекер улыбнулся.
– Добро пожаловать в Декейтер, – произнес он, пожимая руку Икэде. – И в АДМ.
– Благодарю вас, мистер Уайтекер, – ответил Икэда на плохом английском. – Рад встретиться.
Уайтекер повернулся, приветствуя Мимото, который был почти одного с ним возраста и говорил по-английски довольно хорошо. Двух других Уайтекер не знал, и ему представили их как Котаро Фудзивару, инженера из токийского головного офиса компании, и Дж. Л. Бреанта, занимавшего такую же должность в европейском отделении.
Покончив с формальностями, Уайтекер проводил гостей по коридору в огромный дилинговый зал АДМ, центр ее нервной системы, где ежедневно закупались для переработки тонны кукурузы, пшеницы, соевых бобов и других сельскохозяйственных продуктов. На большом табло на передней стене зала высвечивались текущие цены товаров. За рядами столов расположилась армия брокеров, выкрикивающих в телефоны команды покупать или продавать.
Вдоль других стен зала тянулись двери кабинетов руководства, большей частью распахнутые. Уайтекер остановился возле одной и постучал по косяку:
– Терри, они здесь.
Терри Уилсон, начальник отдела переработки сырья, поднял голову и улыбнулся. Улыбка была не выражением радости, а стратегией. Уилсон надеялся побыстрее покончить с руководителями «Адзиномото», чтобы поспеть на послеобеденную партию в гольф. Имея дело с японцами, Уилсон, как многие американские бизнесмены, часто чувствовал себя не в своей тарелке. Во время переговоров казалось, что они вовсе не желают заключать сделку. Выслушав партнера, они часто отделывались неопределенными ответами, не связывая себя обязательствами. В Японии подобная тактика считалась добродетелью: там ценилось умение дать уклончивый ответ – «тамамуси-иро но хиогэн о цукау», то есть «ответ всех цветов радуги».{10} Как бы изящно ни звучало это описание по-японски, людей Запада вроде Уилсона, бывшего моряка и любителя выпить, эта манера утомляла. Визита японских коллег он ожидал безо всякой радости. Уилсон поднялся из-за стола и подошел к гостям, миновав телевизор, передававший новости.