По дороге, пока тачка несла их через заснеженную вечернюю Москву, Гришкой опять овладело двоякое чувство. Память упорно звала его в недавнее прошлое, и в то же самое время его одолевало бешеное желание выкинуть из головы напрочь все события тех дней. Он понимал, что путного в его жизни с того самого момента, как он поздоровался с Мишкой у своего подъезда, не произошло ровным счетом ничего. Кроме разве что единственного — знакомства с Татьяной. И то он чуть ее не потерял! Слава богу, что все так обернулось: ее неожиданная беременность и договор с Тарасовым. А то бы строгать ему в столярке тридцать второй строгого режима ножки для табуретов! Семь лет строгать. Да и то при условии, что Калган его раньше на тот свет не спровадил бы! А скорее всего, тем бы оно и закончилось.
Еще Гришка ловил себя на мысли, что такого мандража, как в то утро в машине со Свиридом, когда ехали «работать» Улыбку, не было у него и в помине. Может, потому, что Гришка знал, что сегодня вечером ему убивать не придется?
Но — нет! Он каким-то шестым чувством понимал, что дело вовсе не в этом. «Заматерел!» — усмехнулся он сам себе в мыслях, как часто стал делать в последнее время.
К слову сказать, в последнее время Григорий стал замечать появление у себя некоторых новых привычек. Раньше он никогда не разговаривал мысленно сам с собой. Привычка эта у него появилась после длительного одиночества «Матроски» и пребывания в двух колониях. Кроме того, раньше Парфен не отличался особой решительностью. Мог метаться, менять в одночасье свое мнение. После всего пережитого он научился иногда подолгу думать, перед тем как прийти к окончательному решению. Но уж если принял его — не отступал. Отчасти это пришло к нему после принятия трудных решений относительно сотрудничества с Тарасовым, отчасти от осознания ответственности, что теперь он отвечает не только за свою судьбу. Известие, что он станет отцом, сильно повлияло на Парфена.
Между тем машина остановилась на стоянке у кафе. Гришка кинул быстрый взгляд по сторонам и увидел то, что ему было нужно: одинокий мужчина стоял у входа с незажженной сигаретой во рту. Мужика основательно штормило. Он ломал спички одну за другой в безуспешной попытке прикурить.
Гришка прошел мимо него, слегка задев плечом.
— Поаккуратней, молодой человек!
— Сходи в сортир проблюйся, алкаш! — огрызнулся Гришка.
— Может, обработать его? — деловито притормозил Чемодан.
— Пошли, — потянул его за рукав Гришка, — нечего время терять.
Действительно, задерживаться дольше на входе не было никакого смысла: все, что было нужно, он сказал связному. Остальное — через пяток минут в сортире.
Кабан, передав Григорию установку насчет Артура, тут же покинул офис.
— Ключи я тебе не оставляю, — сказал он, — светиться тебе незачем. Скучно станет — позвони Чемодану. Он тебе телок привезет. У него этого добра — завались!
— А я и не собираюсь никуда, — равнодушно ответил Парфен. — Мне бы наоборот — спокойно отлежаться, пока бочина до конца не заживет.
— Ну, тогда до вечера! — попрощался с ним Кабан. — Я постараюсь сам приехать. Но если что — Чемодана подошлю.
«Не доверяют они мне! — понял Григорий. — Боятся без присмотра оставлять!»
Первоочередной важности задачей для него было установить связь с Тарасовым. Но с конторского аппарата звонить не стоило — вдруг его захотят проверить? Попасться так глупо, когда половина испытаний позади и все идет на мази?! Нет уж, извините!
Он проводил взглядом из окна отъезжающего на своем «Шевроле» помощника Мирона и улегся на диван. Времени для размышлений было больше чем достаточно — Чемодан раньше восьми вечера приехать не должен был. А развлекаться Парфен не намеревался пока. Сначала нужно было показать себя в деле, потом уже корешиться поплотнее с братвой.
Парфен уже был не тот наивный молодой человек, который сидел в свое время против Кости и Гены Хвороста и таращил круглые от изумления глаза на ключи от синей «девятки», казавшейся ему пределом мечтаний. Он понимал, что за все на свете нужно платить свою цену. И с него немало потребуют. Халявы в этой жизни нет вовсе! Она осталась за порогом родительского дома. Также наряду с этим он четко сек, что он в этой бригаде — чужой человек, и тому же самому Кабану не с чего к нему хорошо относиться. Да, парился на нарах вместе с боссом. А теперь он Гришке часть бригады отдать должен. А что там дальше — неизвестно! Мало ли что еще Мирон удумать может!