Информаторы

— Эд, — говорит Роджер. — Его звали Эд. — Пауза. — Вообще-то, когда создавалась группа, его звали Табаско. — Пауза. — Мы его переименовали.

— Господи, Эд. — Продюсер неловко умолкает, его фальшивое благоговение чуть не вышибает из меня слезу. — Это, как говорится, «настоящая трагедия» была. Ужасно жалко. И наверняка очень грустно, да?

Роджер вздыхает, кивает:

— Они тогда уже распались.

Продюсер втягивает в себя дым и одновременно ухитряется произнести следующее:

— Вы, парни, можно сказать, пионеры в роке последнего десятилетия, и очень жаль, что вы распались, — могу я вам предложить вафли?

Роджер изящно отпивает сакэ.

— Жалко, — а потом, глядя на меня: — Верно?

— Si, senor[50], — вздыхаю я.

— Фильм оказался крут и рентабелен, и притом ведь никого не эксплуатировали, так что мы подумали… ну… с вашей… — продюсер жалобно косится на Роджера, запинается, — внешностью, вам будет интересно и увлекательно по-настоящему сыграть в кино.

— Мы столько сценариев получаем, — вздыхает Роджер. — Брайан отказался от «Амадея»[51], так что планка у него весьма высока.

— Кино, — рассказывает продюсер, — в общем, о рок-звезде в космосе. Пришелец заявляется на НЛО, ломает…

Я стискиваю Роджеру локоть.

— НЛО. Неопознанный летающий объект, — тихо поясняет Роджер.

Я отпускаю локоть. Продюсер рассказывает дальше.

— Пришелец заявляется на НЛО, ломает парню лимузин после концерта в «Форуме», потом долгая дикая погоня, и инопланетянин увозит парня на свою планету, и там рок-звезда томится в тюрьме. Ну то есть — что угодно, принцесса там, любовная линия. — Пауза. Продюсер с надеждой смотрит на Роджера. — Мы подумываем о Пэт Бенатар.[52] Об «Уйди-Уйди».

— Нехило, бляха-муха, — смеется Роджер.

— У парня единственный способ выбраться — записать альбом и устроить концерт для местного императора. Император по сути… э… помидор. — Продюсер кривится, содрогается, обеспокоенно смотрит на Роджера.

Роджер сжимает двумя пальцами переносицу.

— То есть это триллер такой, да?

— Он не безвкусен, а экземпляр у вас есть, — отвечает продюсер. — И все от этой штуки в сейфе без ума.

Роджер улыбается, кивает, смотрит на японку, подмигивает, высунув язык. И говорит продюсеру:

— Мне не скучно.

Я действительно помню фильм о группе, и в нем все было, в общем, правильно, только создатели фильма забыли добавить бесконечные иски об авторских правах, тот раз, когда я сломал Кении руку, прозрачную жидкость в шприце, часами вопящего Мэтта, глаза фанатов и «витамины», какие были у Нины глаза, когда она требовала новый «порш», реакцию Сэма, когда я ему сказал: «Роджер хочет, чтоб я записал сольник», — видимо, создатели фильма не желали во все это влезать. Они, наверное, вырезали сцену, когда я вернулся домой и обнаружил, что Нина сидит в спальне дома на пляже с ножницами в руках, и кадр с проколотой, подтекающей водяной кроватью тоже выкинули. Они потеряли кусок, в котором Нина пыталась утопиться на приеме в Малибу, и вот эти кадры, где сначала из Нины выкачивают воду, потом ее лицо в камере против моего и она говорит: «Я тебя ненавижу», — и отворачивается, бледная, опухшая, мокрые волосы прилипли к щекам. Фильм снимали до того, как Эд прыгнул с крыши отеля «Клифт» в Сан-Франциско, поэтому создатели не виноваты, что эта сцена в фильме отсутствует, но, по-моему, у них нет оправдания за все остальные пропуски, за то, что фильм — скелет, рентген, кучка нудных, ставших бешено популярными фактов.

Со стропила над балконом свисает зеленый фонарь, он возвращает меня на землю: проценты, одобрение сценария, валовая прибыль к чистой — слова, непривычные по сей день, и я смотрю в Роджеров фужер с сакэ, а японка в номере корчится, топает, бродит кругами, всхлипывает, и продюсер встает, продолжая беседовать с Роджером, закрывает дверь и улыбается, когда я говорю:

— Я признателен.

Звоню Мэтту. Оператор соединяет меня всего каких-то семь минут. Трубку берет четвертая жена Мэтта Урсула, она вздыхает, услышав мое имя. Я пять минут жду, когда она вернется, представляю, как Мэтт, опустив голову, стоит рядом с ней в кухне, в доме на Вудлэнд-Хиллз. Но Урсула говорит:

— Он пришел, — и я слышу голос Мэтта:

— Брайан?

— Ага, отец, это я.

Мэтт присвистывает.

— Ух. — Длинная пауза. — Ты где?

— В Японии. В Токио, кажется.

— Сколько уже — два, три года?

— Не, не так… долго, — говорю я. — Не знаю.

— Ну, отец, я слыхал, ты это — в турне?

— Мировое турне-восемьдесят четыре, о как.

— Я слыхал насчет… — Голос стихает. Напряженная, неловкая пауза, прерываемая лишь «ага» и «э…»

— Я фильм видел, — говорит он.

— Который с Ребеккой де Морней?[53]

— Э… нет, который с обезьянкой.

— А… ага.

— Я слушал альбом, — наконец произносит Мэтт.

— Ты… тебе понравилось?

— Издеваешься?

— Это… получилось, а? — спрашиваю я.

— Подпевки отличные. Очень сильно.

Еще одна долгая пауза.

— Это… м-м… мощно, отец, мощно, — говорит Мэтт. Пауза. — Та песня, про машину, а? — Пауза. — Я видел, как его Джон Траволта[54] в «Тауэре» покупал.

— Я… ну… я, отец, очень рад, что ты так говоришь, — говорю я. — Ага?

Длинная пауза.