Когда А. Проханов, например, говорит, он мыслит смыслами, которые реализуются в конкретные образы. Вот как «выстрелил» А. Проханов в сторону Ю. Тимошенко[195]
: «После одесского крематория Обама и Меркель пахнут жареной человечиной. Тимошенко, эта злобная калека, свила себе косу из волос узников Освенцима». Действительно, чувствуется старое мастерство.Кстати, и Путин своей лексикой типа «мочить в сортире» четко отвечает ожиданиям аудитории, поскольку это становится пересказываемыми словами. Н. Сванидзе даже сказал так на «Эхе Москвы» по поводу других словоупотреблений[196]
: «Лексика президента Путина — она призвана повысить в очередной раз его рейтинг внутри страны». Можно вздрагивать от подобных слов в печатном тексте, но в устном выступлении они напрямую попадают в массы.Мы живем в условиях резкого усложнения мира, с одной стороны, и очень быстрой динамической смены — с другой. Есть также еще и третья сторона — начинают расшатываться даже устои, то есть основные параметры, ценностные матрицы, чего не было в таких масштабах в прошлые века.
Н. Асмолов говорит о том, как простые «мозги» реагируют на это усложнение[197]
: «Варварство же стремится к простоте, единомыслию и единообразию, пасует перед любыми усложнениями, агрессивно реагирует на все неизвестное, иное, неопределенное, душит всяческое инакомыслие. Оно живет формулами: «Кто не с нами, тот против нас», «Если враг не сдается, его уничтожают». Варварство неизбежно отстает от вызовов сложного мира и в культурной, и в политической жизни. Хочу обратить внимание на то, что политическая лексика в разных странах мира буквально заселена черно-белыми бинарными оппозициями в стиле свои — чужие, друзья народа — враги народа, запад — восток, верные — неверные, либералы — консерваторы, национал-друзья — национал-предатели… Старые политические клише слегка обновляются. На смену национал-социализму приходит клерикальный национал-патриотизм. Миры начинают раздваиваться и растраиваться на Европейский мир, Русский мир, Исламский мир. Воинствующий атеизм замещается воинствующим клерикализмом и консерватизмом».Можно возразить, что это не столько варварство стремится, просто в те времена социосистемы были более простыми. По этой причине всякое инакомыслие изгонялось и уничтожалось. Наличие врага или людей другой цивилизации позволяет более четко удерживать свои собственные особенности. Когда мы не такие, как они, все это явственно проявляется.
Глобализация, наоборот, была направлена к стиранию этих отличий. В этом были как экономические, так и политические цели. Единое глобальное управление, в том числе и единый бизнес, резко облегчается при наличии единой базы. Мы все смотрим одни фильмы, знаем те же новости, тех же киногероев. И в политике все как один строят демократические государства. Как это у них получается, это другой вопрос. Но на формальном, на вербально произносимом уровне демократия расцвела вокруг.
Точно так же унифицируется и история. Многие конфликты сегодняшнего дня на постсоветском пространстве — это конфликты, базирующие на интерпретации и реинтерпретации исторических событий. Каждая страна постсоветского пространства стала выстраивать свою собственную историю. Все это с несомненностью вступает в конфликт. Украина и Россия также очень серьезно конфликтуют в историческом материале, а что говорить тогда об Эстонии, Литве, Латвии и России. Страны Балтии вводят уголовное наказание за непризнание оккупации их Советским Союзом. Украина также имеет свои исторические «болевые» точки (см., например,[198]
).