Информационные войны. Новый инструмент политики

Эмери подчеркивает, что следующие тридцать лет будут характеризоваться тем, что человек будет занят созданием социальных форм и путей выживания, которые смогут быть адаптивными по отношению к турбулентной среде. Выживание является самой важной целью для человека. Его коллега и соавтор Э. Трист также занят тем, что он обозначил как эволюция социотехнических систем[358], (см. о них[359],[360],[361]). Под социотехнической системой понимается взаимодействие социальных и технических средств организации. И тут следует подчеркнуть достаточно важный факт: этот подход получает распространение из-за того, что они стали давать вполне конкретные ответы по более эффективной организации труда. И в такой работе несомненно был заинтересован бизнес.

Историю Тавистока со стороны Тавистока, а не конспирологов можно увидеть в их публикациях[362],[363]. И там индустриальная составляющая их работы представлена достаточно полно.

В своей автобиографии Трист пишет, что наибольшее интеллектуальное влияние на него оказал Э. Сепир[364]: «Концепция культуры Сепира была важна для меня. Она происходила из внутреннего мира индивида и разделялась другими. Она не была фиксированной вещью, которую вы пассивно воспринимали. Вы получали ее активно и избирательно, поэтому никакие два человека не получали ее одинаковой. На меня это все очень повлияло, как и опыт выезда в поле к одному из постдокторантов Сепира в резервацию Навахо».

Через довоенный Тависток прошли американцы У. Липпман и Э. Бернейс — столпы американской пропаганды и паблик рилейшнз. Тависток пытаются привязать к разным вариантам работы с массовым сознанием, начиная с «Битлз»[365]. Все это достаточно серьезно реализованные проекты по управлению массовым сознанием. Но достоверность целенаправленности этого воздействия, тем более исходящее из одного центра, не была никем доказана.

Есть едва заметное однотипное реагирование на события мировой истории, когда все страны вдруг принялись «замораживать» протестность населения. Но при этом они применили для этого разные методы. Возьмем для примера наиболее яркий период 1968 г. и дальнейшие семидесятые.

Франция в Париже получает студенческие бунты с поджогами машин, направленные против де Голля. Однако досрочные парламентские выборы укрепляют партию де Голля, поскольку обыватель испугался разгула протестности. То есть протестность здесь смогла выступить в роли политтехнологии для прихода к власти сил, противоположной ориентации. Получается метод усиления консервативного начала с помощью чужих протестов.

В Прагу 1968-го входят советские войска. СССР погасил чужую протестность оружием. То есть использовались традиционные, чисто физические методы. Но протестность была не погашена, а отложена до следующих десятилетий. И Прага 1989-го стала уже классическим примером бархатной революции.

Америка и Британия запускают проект по снятию уровня протестности путем переориентации молодежи на «рок, наркотики и секс». Смена типичной реакции в виде конформизма сместилась на управляемый вариант протестности. Социальная протестность реализуется не в области политики, а в области культуры, что является гораздо более безопасным с точки зрения политики. Кстати, получается, что и все многочисленные авангардные направления, возникшие в России после 1917 г., были такими непогашенными политическими энергиями. Уже потом их резко «гасил» соцреализм, создающий благостную картину мира

Конспирологи связывают глобальные проекты Тавистока с базовой точкой в виде идей «Заката Европы» О. Шпенглера[366]. Но здесь снова нет прямых переходов, хотя Шпенглер рассуждает о разных культурах именно с точки зрения их зарождения и конца. Сегодня мы можем вписать в такой список предтеч и «Столкновение цивилизаций» С. Хантингтона[367].

У Эмери есть книга «Выбор будущего», изданная в Канбере в 1975 г.[368]. Она открывается первой главой о человеке как о коммуникаторе. Медийное пространство определяется как пространство, наполненное независимыми друг от друга объектами. Такая структура объясняется тем, что эти объекты обусловлены извне.

Эмери подчеркивает, что человек может смотреть сразу на несколько объектов, но только на одно лицо. Кстати, в книге постоянно возникают элементы инструментария по трансформации социосистемы в целом. Например, Эмери констатирует, что в человеческом обществе запрещено смотреть прямо в лицо другому, но как раз телевидение и кино приучают нас к обратному.