А еще в нашем цехе была так называемая гартоварка (от слова «гарт» – это названо по имени изобретателя сплава из свинца, олова и сурьмы). Там выплавляют в формовочных таких изложницах длинные болванки из отработанных стереотипов, черных от краски после печатного цеха, с прилипшими на них обрывками газетной бумаги. Работа особенно вредная. За переплавку этих стереотипов, из которых получается тонна сплава, платили девять рублей. Чтобы выплавить эту тонну, требовалось не менее четырех часов. И стереотиперы для дополнительного заработка оставались «гартоварить» после ночной смены. Работа у стереотиперов-газетчиков вообще ночная (малая только часть работы выполняется вечером), смена начинается с половины десятого вечера и заканчивается в четыре-шесть утра, когда тиражи газет «Правда», «Советская Россия», «Комсомольская правда», «Сельская жизнь» и другие отпечатаны и находятся в пути. Вот тогда ты уже приезжаешь домой, вскоре все начнут вставать на работу, а ты только ложишься спать, но из-за хорошей слышимости в твоем доме, из-за дикого напряжения нервной системы, в котором она пребывала ночью (а сдача полос в типографии идет по графику), да и легкие твои дышали не морским воздухом, а очень высококонцентрированными испарениями свинца, что ведет к белокровию и преждевременной смерти, ты еще долго не можешь прийти в себя, и сон у тебя беспокойный. Десять лет человек отработав в этом цехе, затем с пятидесяти мог уходить на пенсию… (Вот я там проработал четыре года. И учился одновременно, перед работой, в Полиграфическом институте, на вечернем отделении факультета редактирования.) В пятьдесят лет можешь выйти на пенсию, но – мы подсчитали с мастером цеха, когда лет через десять встретились с ним случайно на улице, – человек двенадцати из наших товарищей по цеху в живых уже не было, и умерли они в сорок восемь – сорок девять лет…
Жалею, что я не сводил Воронина в этот цех. Он жизни-то настоящей не понимал. Не знаю, понял ли он ее сейчас?
Дальше я уже не делал записи при прочтении дела, поскольку решил, что все эти пять томов пересниму на фотопленку. Это была кропотливая и многотрудная работа. На пересъемку я затратил примерно 250 рулончиков пленки по 1,6 метра в каждом, сделав несколько тысяч кадров. Подбирал выдержку, режимы проявления. Много месяцев потребовалось для этой работы. Я уже не говорю об организации дела. А затем примерно в течение года я проецировал с негативов изображение на настенный экран и переписывал каждое слово на бумагу, с трудом иногда понимая рукописные тексты, вновь и вновь возвращаясь к какому-то непонятному месту. Подсело даже зрение от многотысячной наводки на резкость при фотографировании… И с сердцем сделалось плохо, так что побывал в реанимации… Но я представил себе эту трудную работу как долг и поэтому выполнил ее.
Хотел бы сказать добрые слова в адрес работников Мосгорсуда – его председателю и сотрудникам архива и даже постовому милиционеру при входе, который при случавшихся затруднениях проникновения в здание суда неизменно меня пропускал, обеспечивая тем самым возможность выполнить мне эту работу. Спасибо всем!
Статья «Заказное» убийство Инги Артамоновой. Версия младшего брата»[2]
29 августа Инге Артамоновой исполнилось бы 60 лет. Родные, друзья принесли цветы на Ваганьково, помянуть. Три десятка лет минуло со дня ее трагической гибели, нет уже казавшихся фантастическими рекордов, но наивысшее достижение – четыре раза стать абсолютной чемпионкой мира – до сих пор не под силу ни одной соотечественнице.
Признаюсь, мне, младшему брату Инги, трудно представить ее шестидесятилетней, хотя, полагаю, и в каком-то новом для себя деле она непременно добилась бы заметных успехов. Светлая, обаятельная – всегда хотелось рассказывать о такой Инге. Приходится, однако, касаться и трагической стороны судьбы молодой женщины, убитой мужем, от которого не захотела больше терпеть пьяных непристойностей, продолжавшихся почти все замужество.
В 1966 году спортивный мир облетело известие об убийстве знаменитой конькобежки Инги Артамоновой-Ворониной мужем, спринтером Геннадием Ворониным. Суд, казалось бы, свершил возмездие, приговорив преступника к десяти годам лишения свободы с отбыванием первых пяти лет в тюрьме, последующих – в колонии усиленного режима. Но оказалось, в тайне от общества, от нас, родственников Инги, Воронина освободили через… два года. Этот факт так и остался бы неведомым, не загляни я вновь в материалы дела. Внимательно изучив их, обнаружил немало загадочного.
…В 1959 году она вышла замуж за одноклубника по «Динамо» Воронина, оказавшегося мнительным, злобным человеком. Он был ниже ее ростом, что наверняка добавляло сомнений в оценке самого себя на фоне обаятельной Инги, всеми любимой за душевность и отзывчивость. Пошли скандалы, споры, сопровождавшиеся избиением Инги. От нас, родных, она это скрывала, надеясь сама справиться, как привыкла справляться с проблемами в спорте.