Инга. Общий файл

- Да ерунда это. Думаешь, я такая вся слабенькая? Пусть только попробует еще раз подойти.

- Я его убью. Если хоть что сделает тебе. Убью.

Инга испуганно посмотрела на закаменевший профиль и сжатые губы.

- Сереж, помнишь, ты мне обещал говорить только правду? Не смей таких вещей больше. Ты понял? Нельзя.

Уговаривая и сердясь, подумала с еще большим испугом, а и сама хотела. Лежала ночью, не спала. Думала о том, что Ромалэ можно заманить в подводную пещеру. И удрать, выбив из расщелины деревянные ступени. Он останется там. И думая, никакой жалости не испытала к лощеному наглому Рому. Потому испугалась себя. А теперь, глядя на затвердевшие черты Горчика, поняла, что может сделать он. Повторила, почти со слезами:

- Нельзя! И ты обещал мне. Что у нас будет все хорошо-хорошо. Хотя бы сейчас!

Горчик повернул к ней узкое лицо, смягченное улыбкой.

- Будет, Михайлова. Цаца моя, и сейчас будет. И всегда будет.

Поднял руки ладонями к ней:

- Только не проси, чтоб я клялся!

- Ты сам захотел тогда! А теперь я значит виновата? Дурак ты...

Но он, перебивая, заорал во все горло:

- Дура ты, Михайлова!

И хохоча, они повалились, съезжая вместе с маленькой лавиной песка.

Вечером, совершенно уставшие от солнца и сверкающей воды, снова сидели молча, намертво сцепившись руками, смотрели, как прыгает и трещит огонь. Лика молчала, разглядывая их, улыбалась тихонько. Иван, ставя в песок пустую тарелку с выщербленным краем, сказал густо в ответ на тихое молчание:

- Это все их сила, Лика. Мы старики, я вот болею. Поизносились. А эти двое, - кивнул в сторону одновременно повернутых к нему тихих лиц с глубокими глазами, - они как источник живой. С нами делятся. Потому старики так любят сватать, да с детьми возиться.

- Экие мы вампиры, - вздохнула Лика.

- Нет. Так мир устроен. Скажешь, плохо?

Вместо жены ему ответила Инга, прижимаясь плечом к своему мальчику.

- Хорошо.

Горчик кивнул, соглашаясь. И вдруг спросил:

- Иван. У тебя в инструментах долото есть? Нет, зубило. Ну, такое, чтоб по нему молотком.

- Я погляжу. Там в доме полный ящик всякого ржавья. А тебе для чего?

Серега помолчал. Мотнул головой, рукой отбросил со лба светлые волосы.

- Ну... потом, ладно? Я сперва, в общем, после скажу.

Инга сонно подумала, вот, что-то затеял. Как хорошо, что это будет утром. А сейчас они уйдут в сарайку. Это самая лучшая на земле сарайка. Во всем мире. Это райка-сарайка.

- Бери свою лялю, - сказал Иван, - еле сидит уже, на песок сползает, укладывай спать.

29

Они шли друг за другом - идти было далеко, берегли силы. Узкая полоса влажного убитого мелкими волнами песка твердо ударяла по пяткам. И ветер шумел прибоем в левое ухо. Инга шла первой, оглядывалась на Сережин пристальный взгляд и, смеясь, поводила плечами. С непрестанным и уже привычным удивлением смотрела на себя его глазами - смуглая крепкая спина с полоской синего купальника, лопатки, синие трусики ниже талии, и мерно работающие ноги. Было немного неловко идти так, и пару раз споткнувшись, она остановилась, хватая его за локоть и толкая вперед:

- Теперь я буду смотреть.

Обходя, Горчик на ходу обнял ее, остановился целовать, но Инга, по-жеребячьи встряхивая гривкой, замотала головой:

- Отстань, сам сказал, далеко идти. Скоро совсем жарко.

Он громко вздохнул, отпуская горячие локти. Пошел, расплескивая мелкую стеклянную воду, с удовольствием постукивая пятками. А Инга, спотыкаясь, не отводила глаз, шла следом за узкой гибкой спиной, ниже поясницы отчеркнутой трусами с растянутой резинкой. Горчик поддернул их, перекашивая на бедрах, и оглянулся. Скалясь, спустил пониже, завилял задом, не переставая мерно шагать. Радуясь, слушал, как она хохочет, и театрально ежился, когда ногой поддавала мелкую воду, брызгая на его ноги.

Идя следом, она думала - всю жизнь могу так. Смотреть, как работают мышцы, как изгибается он в поясе, мелькают мокрые ступни, разбрызгивая светлые капли. И волосы то и дело ветер сносит в сторону, а тонкая сильная рука привычным жестом подхватывает их, закидывая со лба.

"Беленький совсем. И коричневый"

Он резко остановился, бросая на песок сумку. Повернулся, ловя ее руками, и потащил в воду.

- Привал. Окунемся и посидим.

- Окунемся, - согласилась она, валясь в прозрачное, праздничное, - и полежим. На рубашках.

Так и сделали. Надев кепки, устроились посреди совершено пустого пляжа, длинного, как взлетная полоса. Лежа головой на ингиных коленях, Горчик сказал, глядя вверх, на ее подбородок и грудь, охваченную мокрым трикотажем.

- Сняла бы. Для здоровья. А то сырое ж все. Только на солнце долго не жарь, вредно.

Инга сразу же развязала мокрый узел и, проводя хвостиком по его лицу, удивилась весело:

- Откуда знаешь? Такое вот, женское.

- Та. Послушала бы с первого класса, мать на веранде - диеты, гимнастики, кремы всякие. Калории там. Я теперь ученый, хоть куда. И трусы.

- Да? А ты?

- И я... Только попу не спали, будешь у меня как гамадрил, с красной жопкой.

- Про гамадрила тоже наслушался из журналов?

- Нет, - скромно ответил мальчик, вытягивая ноги, и стаскивая трусы, ворочаясь головой на ее коленях, - это я сам.

- Да ты поэт!