Инга. Общий файл

За столом встала тишина, хорошая тишина летнего утра, с кружевными тенями на скатерти, с далеким шумом и говором людей на пляже. Василий снова смежил глаза и повернулся животом вверх, раскидывая теперь уже и задние лапы - жарко, хорошо...

- И все? - не веря, спросила Инга, разжимая руки и кладя их на стол.

Вива кивнула. Поворошила горку печенья в вазочке, выбирая себе любимое - с кунжутом. Скорее откусила, и запила теплым чаем. На языке вертелись тысячи наставлений и предостережений, ну хоть печеньем занять рот, чтоб не болтать...

Инга встала и, обходя стулья, обняла Виву, прижимая ее голову к своей груди.

- Ты у меня самая золотая бабушка, нет ни у кого таких.

- М-м. Угу, - согласилась та, жуя печенье.

- Спасибо тебе, - поцеловала русые волосы, убранные заколкой в тугой завиток, - так я пойду?

- Иди.

И через минуту Вива осталась на веранде одна.

"С Василием", усмехнулась, доедая безвкусное печенье. Хоть бы Саныч пришел, что ли, рассказал про своих морских чудовищ.

- Я дура? - вполголоса спросила у спящего Василия, - но я правда не знаю, что сделать еще. Девочки, они такие. Да сам знаешь, ты мужик и боец. А если, как видно, заведено у нас в роду, девка моя решит завести себе ребенка, ох-ох-ох, Василий, ну что делать, я еще не старуха. И Зойка поможет. Но ты не думай, что это так прямо обязательно! Вдруг она все же не такая, как мы! Что? Думаешь, еще рисковее?

Она вспомнила пылающее лицо Инги и ее темные глаза. Кивнула со смирением, соглашаясь с мнением кота. Да уж, там, где ее Зойке ляляля и семечки, этой - трагедия жизни и смерти. И получается, все только внешне похоже, а приглядишься - разное. Вивина стремительная любовь к Олегу и сразу замуж... Зойка, когда села вот тут же, за этот стол и заявила ошеломленной Виве:

- Ну да, беременная, и что? Через год снова буду на танцы бегать, и на свидания. А что отец? Какой из него муж - объелся груш, фу и фу, знать его не хочу! И не проси. Все, нету, прогнала нафиг!

И вот теперь эта - темная, как грозовая тучка, пойдешь поперек, так и кинется со скалы в море, а уж лучше тогда пусть принесет в подоле, тоже мне несчастье, еще одна живая душа. И разве оно плохо, вон какие живые женские души, сплошное украшение мира. Но все равно жалко девочку, и тут же, как бы и не жалко, а снова откуда-то счастье. Что - выросла, что так хороша. И надо узнать, что он там ей будет говорить, этот Тонькин Каменев, пусть хвалит ее почаще, чтоб перестала себя сравнивать с Зойкой и Вивой. Совсем ведь другая, тем и прекрасна. А не будет хвалить, ну что ж, возьму Зойкины портновские ножницы и бороденку обкорнаю, а может и еще что, на всякий-то случай.

Василий дернулся, разбуженный женским смехом. Укоризненно посмотрел, как красивая женщина с русыми, убранными в прическу волосами, вытирает пальцами глаза, и - смеется... И вздохнув, снова заснул. Ему тут было хорошо, в этом доме. Лучше, чем во дворе Фели Корнеевой, которая часто орала на Надьку и мужа. Лучше, чем в богатом доме Ситниковых, где наоборот, все молчали, занятые и деловитые. Хорошая получилась бы из тебя кошка, думал Василий, сладко вывертываясь на теплом стуле, из тебя да еще из этой, Фэры, что наливает в блюдце смешного кислого катыка, и поет заунывные песни себе под нос. Умные, хорошие, когда надо правильно ленивые вы кошки...

Петр сидел на горячем валуне у обочины дороги. Увидев, как снизу почти бежит, держа локтем сумку, встал, улыбаясь и махая рукой. Залюбовался густой гривкой волос, растрепанных жарким ветром, сияющим лицом.

"Я - делатель ее счастья. Поразительно и хорошо"

- Привет!

- Здравствуйте... здравствуй...

Она смущенно засмеялась, поправляя сумку.

- Давай сюда. Чего набрала, говорил же налегке поедем, - он повел плечом, на котором болтался полупустой рюкзак, в нем альбом и пара карандашей, бумажник, выданное Тоней чистое полотенце.

Инга отрицательно покачала головой.

- Я сама. Не надо. Там платье у меня. И босоножки. Ты же сказал, ужин будет, потом, я подумала, надо, чтоб красиво.

Переступила пыльными сандалетами, проводя руками по выгоревшим шортам. В распахнутом вороте голубой рубашки темнела загорелая крепкая шея.

- Ага. Молодец, правильно, я мужик, не подумал. Купальник взяла?

- Ойй... забыла!

Он засмеялся, поднимая руку. Синий жигуленок проехал и тормознул, поджидая их.

- Ладно, разберемся. Два индейца, помнишь?

И оглядываясь, снова порадовался тому, как она краснеет жарко, опуская глаза. Милая, какая милая девочка, со своей влюбленностью. Будто взяла на ладошки и держит. И я, взрослый мужик, нежусь, почти мурлычу.

Усаживая на заднее сиденье и садясь рядом, а у нее от счастья запылали щеки, взял дрогнувшую руку в свою. Чуть сжал смуглые пальцы.

А ведь давно уже никто не обожал тебя так, свет Каменев...

- Вы нас подальше, куда сами едете. Пока не надоедим.

Шофер, трогаясь с места, ухмыльнулся, поглядывая в зеркало.

- Та я аж до Черноморска еду. К Оленевке.

- Это где дайверы и красивые скалы? Отлично!