Ингвар и Ольха

Похоже, подумал он тревожно, Рудый прав в своих опасениях. Все отряды, которые он обнаружил в лесу, ночью подступили к стенам, пытаются взять с налету. Натиск, как и должен быть, решительный, кровавый. Знают, что защитников здесь немного. В осаде продержатся хоть год, а натиск большими силами отбить трудно. К счастью, на стенах оказались Рудый, да еще Боян, сдав отца в заботливые руки Зверяты, сразу же бросался в самые опасные места, всюду поспевал, рубился как зверь, на его красный от крови доспех налипли волосы с чужих голов и серая кашица мозгов.

Со всех стен бросали камни, лили смолу и вар, но наконец в одном месте нападавшим удалось вскарабкаться на стену. Завязался страшный кровавый бой, резались грудь в грудь, падали во двор, дрались лежа, уже с поломанными ногами, затем от ворот подоспел Асмунд с людьми. В короткой и злой сече порубили чужаков, бегом воротились обратно.

Еще в двух местах удалось не только взобраться на стены, но и сбежать вниз, где на них набросились мужики с рогатинами и даже бабы с кольями. Побили сами, не потребовалась помощь. Ингвар с окровавленным мечом дважды бросался на подмогу, оба раза не поспевал. Рудый заорал весело:

– Погорельцы!.. Из них выходят самые лютые воины!

– Еще бы, – бросил Ингвар. – У тебя бы хату сожгли.

– Думаешь, у меня не жгли? – удивился Рудый. – И хату, и дом, и даже избушку. Уж не говорю про терем в Ладоге или поместье в Ингварии. Но как был овечкой, так и остался…

Ингвар хмуро смотрел, как эта овечка в два прыжка взлетела на верх стены, снесла троих матерых воинов-чужаков, а четвертого швырнула спиной на острый частокол так, что Ингвар отсюда слышал, как захрустели хрящи несчастного.

Из терема выбежал высокий молодой витязь. Был он строен, гибок, шолом с забралом закрывал половину лица, тонкая кольчужная сетка падала из-под шолома на плечи. Доспех был легок, только булатный круг размером с тарелку на груди поверх длинной кольчуги, изящные наручники, короткий меч на поясе…

– Ольха, – выдохнул Ингвар в изумлении.

Из щели булатной полуличины на него глянули пронзительные серые глаза. Но даже через узкую щель Ингвар видел, что один глаз заплыл, на щеке, как огонь, пламенела кровавая ссадина.

– Если не очень против, – сказала Ольха, – то я оделась в то, что висело на ближайшей стене.

– Ольха, – промолвил он в великом изумлении, – ты могла выбрать и лучшее…

– Разве не это лучшее?

– Я имел в виду более дорогое. Ну, с драгоценными камнями. Это оружие для воина, а княгиня должна быть в серебре и злате.

Ее серые глаза зло блеснули.

– А также быть дородной и выступать аки пава. Не получится лебедушки из такой, как я, змеи! К тому же собираюсь драться. Если сюда ворвутся, то убьют и меня. Или свяжут для продажи в жаркие страны.

Он все еще не мог оторвать от нее глаз, забыв про грохот тарана в ворота, крики и лязг железа на стенах. Твердо сказал себе, что не ввяжется в спор, что перед ним та женщина, за которую жаждет умереть, но в это время за стенами крепости раздался гнусавый зов трубы. Сразу же лязг железа стал стихать, а люди на стенах перестали бросать камни, только грозились кулаками, что-то орали обидное.

К ним сбежал со стены Рудый, с разбега обнял за плечи. Глаза были счастливые.

– Отбили! Вот уж не думал!

– Ты ж сказал, – бросил Ингвар недовольно, – что возьмут приступом.

– Я сказал, что возьмут с третьего раза, – возразил Рудый. – Здесь все делается с трех раз. Народ такой.

– Да? А когда будет третий?

– Сразу после второго, – объяснил Рудый. – Сейчас посовещаются, переведут дух, придумают, как ударить лучше… Это займет их до обеда. А к вечеру будет и третий.

– Даже до следующего утра не отложат?

– А что откладывать? У них сил намного больше. Ольха, я многих женщин видывал в ратном доспехе, но такой прекрасной… Нет, не приходилось! Если передумаешь выходить за Ингвара, иди за меня.

Ингвар нахмурился:

– Ах ты, старый конь…

– Даже старый конь, – сказал Рудый наставительно, – молодую траву ищет! Подумай, Ольха.

Ольха засмеялась, слова воеводы ласкали слух.

– Я думаю, ты всем женщинам такое говоришь.

– Боже упаси, – испугался Рудый. – Только тем, кто наверняка откажет. Например, если бы видела, как я уговаривал идти за себя Гульчу! Ну, ту самую миссионерку… Она никого, кроме Олега, вообще не видела. Но ты в самом деле как будто вышла из сказки!

Ольха потрогала распухшие губы. Рудый вроде бы не замечает, тарахтит как черт по коробке. Наверное, решил, что это Ингвар ее побил.

Ингвар отвел Рудого в сторонку, что-то говорил, бросая взгляды на Ольху. Лицо Рудого стало серьезным. Ольха слышала, как он переспросил:

– На правой? Это будет не просто.

– Почему? У всех осмотрим…

– После такого боя у любого могут оказаться пальцы поцарапанными, побитыми. Что-нибудь еще приметное есть?

– Да вроде бы нет.

– Постой, – сказал Рудый внезапно. – Помнишь, ты сказал, что в тебя кто-то стрелял?

– Ну.

– Хорошо, что рассказал. Это может оказаться тот же человек. Тогда нужно проверить только тех, кто бежал с тобой из Киева. У тебя толпа была поменьше?