– Да, Петрович, вот таких нам орлов надо, а не соплежуев нынешних! – держа меня за плечи, заявил генерал.
Когда появилась возможность, я отдал честь полковнику:
– Ваше высокоблагородие, поручик Игорь Колыванский, ученик Петергофской Императорской гимназии.
Хмуро глянув, он отозвался:
– Гвардии полковник, Александров Петр Петрович. И давай без чинов. Это не служебный вызов.
– Есть, господин полковник.
– Так! – насупился Геннадий Ортегович. – Тебе налить?
– Если можно, то откажусь – сегодня нужно обсудить зачисление в школу пластунского боя. Боюсь, если буду пьян, то это не одобрят.
– Вот, что я тебе говорил, Петрович? Неелов нам крепкого бойца послал.
– Спасибо, – смутился я.
– Ладно скромничать. Садись за стол, хоть поешь.
Приемная у генерал-майора подобающая. Потолки высокие, стены отделаны тканью и деревом по контурам. Висят картины, карты, оружие и награды. Огромный камин красуется трофеями с охоты. Посреди комнаты широченный рабочий стол с парой кресел для своих. Сейчас бумаги и принадлежности для письма убраны, а на мощной столешнице раскинулось рыбное и мясное изобилие. Хоть я и сыт, а попробовать хочется. Мало того, что надо.
Пить Геннадий Ортегович начал с войны, где потерял боевых товарищей. Совершенно не скрываясь, он поделился со мной проблемой – сынки сильных родов все больше заботятся об умножении богатства и влияния семей. Развивают производство, налаживают торговые отношения с Востоком и Западом. Совершенно не факт, что их магическое могущество будет успешным в бою или вообще будет использовано.
– Чего вон, из всех только на Александровых да Сабуровых можно положиться, – горько заключил генерал и залил в себя очередной глоток рома.
– Маменькины сынки! – рыкнул его товарищ. – Петерсбурх отбили только благодаря доблести и силе. Финские земли тоже. А тут и своих не удержим, если так дальше пойдет. Да шведы нас растопчут!
– А англы, господин полковник? – закинул я удочку.
– Разведка сообщает противоречивую информацию. Вплоть до подозрений, что наших ребят завербовали и теперь нас кормят ложью. Уверенным фоном идут вести, что острова и покорные их воле страны погрязли в междоусобице. Но есть и другая версия, что крепнут день ото дня и магическое могущество растет. Печенкой чую – так оно и есть.
Не чокаясь, офицеры сделали по глотку, запивая внутреннюю горечь и беспокойство горечью напитка.
– А как настроен император? – воспользовался случаем спросить я. – Вы ему сообщали о нарастающей угрозе?
Геннадий Ортегович кивнул, а потом решил добавить:
– Император – наш человек. Войны не боится. Но вот советники и главы родов – эти давят и нашептывают. Ух, я бы их всех, – хлопнул он кулаком по ладони. – Большую силу обрели нынче. Раньше одна была воля, а теперь тянут каждый на себя.
Я внимательно слушаю и запоминаю. Вот уж повезло познакомиться с таким человеком, как господин генерал. Даже сердце защемило – все повторяется. В нашем королевстве тоже размякли, польстились на сытые миражи большой торговли и льстивой дипломатии. По сути, усомнились в заветах предков. И вот мой род практически погиб. А судя по словам офицеров, на Руси творится ровно то же самое. Пройдет время, и истребят еще чей-нибудь род. Например, Александровых. Убьют Снежану.
Душа вскричала от ужаса. Если как-то слукавить и убедить себя не вмешиваться в дела русских родов я еще мог, то пожертвовать милой девушкой не могу. Здесь за меня начинают говорить чувства. Да, я должен быть холоден, да, мне нужно научиться жертвовать ради большего, но не могу. Просто не могу и все. Хочу спасти всех. Словно бы это поможет вернуть родных.
– Господа офицеры, – тихо проговорил я, но дядьки как-то сразу же смолкли. – Клянусь, что буду сражаться с англами до последнего вздоха! Я выучусь и наберусь сил, а потом нагряну к ним и выжгу их подлое семя! Выжгу каждое некромантское гнездо!
Разволновавшись, хватаю по-рыбьи воздух, словно долго бежал. Взгляды обоих вояк встретил открыто.
– Молодец, сынок! – выговорил генерал. – Нам таких, как ты, всегда не хватает. Учись на отлично.
– Есть! – рявкнул я на эмоциях. – Разрешите идти?
– Боги в помощь!
Пылая лицом, я вылетел из приемной и, не помня себя, оказался на улице. Дрожащими руками достал трубку. Просыпая табак, с трудом забил и сделал, наконец, успокоительную затяжку.
Глаза пометались по мощеной площади, в поисках скамейки. Такая нашлась справа. Я поспешил присесть, чтобы успокоиться после неожиданных откровений.
Взгляд уперся в тень под ногами. Солнце в зените. Трезвонят на все лады птицы. Смеются и разговаривают многочисленные прохожие, в том числе гимназисты. Туда-сюда проезжают повозки и экипажи, выстукивая колесами по камню. Фыркают лошади. Я не заметил, как выкурил трубку и тут же начал забивать снова, как вдруг накрыла тень.
– Эй, хмыреныш!
Ко мне подошло пять ребят – тех самых, что пытались остановить еще возле общежития. Я решил промолчать.
– Тебе говорю! – едко окрикнул стоящий в середине. Крепкого телосложения и, судя по ощущениям, Вой. Вдруг он выбил трубку из рук, а кто-то из группы саданул сверху дорогим сапогом и разломал ее.