Инициализация

— Такую… теорию нельзя исключать. Может, ты ошибаешься, тебе показалось, или не показалось, а ты считаешь это правдой… У меня нет доступа к твоей голове, чтобы сказать наверняка. Так что в какой-то степени возможно да — это не моя плоскость. Твой разум… скользкий. Не могу зацепиться. И, следовательно, понять, что у тебя там происходит. Возможно — повторяю, возможно! это к лучшему.

Фанерон. Комплимент повару

От остановки и до самого метро перед Евгением разворачивались эпохи урбанизации. Приземистые домики конца XIX века уступали место таким же дряхлым, но не столь жизнерадостными хрущёвками, среди которых прорастали сурово-серые многоэтажки. Квартал заканчивался на берегу безликого проспекта, за которым уже расцветало пёстрое, как пластмассовый попугайчик, безумие новостроек.

Всё по пути шевелило в Евгении жуткий, саморазрушительный голод. Голуби. Комки-с-ножками воробьи. Проплывающие мимо экраны телефонов, с которых можно заказать еду. Женщины, которые в теории способны приготовить еду. Мужчины, чьи женщины в теории способны готовить еду, да и сами наверняка не дураки. Даже заплесневелая ретро-музыка и та вызывала гастрономические ассоциации — потому что стояла костью в горле. И как назло, все встреченные киоски могли похвастаться чем угодно, кроме еды. Да кому нужны эти газетки, гламурные и кулинарные журнальчики (кулинарные!), ручки, тетрадки и салоны связи?! А этот парень, торгующий пиратскими дисками? Зачем, если можно стать миллиардером, отправляя людей в 2008-ой на своей машине времени?!

Нарастающее безумство оборвало вкрадчивое и по-своему правдивое «Шаурма» на светодиодной вывеске. Даром, что чудо-забегаловка вжималась в обочину, отгораживаясь от улицы парой мокрых «стоячих» столов.

— Да как это возможно?! — воскликнул Евгений, не увидев очереди.

Вода с чем-то, которую выдавали здесь за чай, обжигала сквозь тоненький пластиковый стаканчик. Носитель еле дотащил его до столика и без прелюдий накинулся на главное блюдо. Непросто было пережёвывать огромные куски маринованной капусты вперемешку с резиновой морковью. Так что он их проглатывал, наслаждаясь редким встречам с сухим жилистым мясом. И к дьяволу мучения, с коими ковыряться потом меж зубов…

— Откушенная салфетка — лучший комплимент повару.

— Что? И правда, откусил… Почему шаурма успевает закончиться до того, как я осознаю её отвратность?

— Ты всегда осознаешь её отвратность. Sinful pleasure, как говаривал один мой знакомый. Тайный ингредиент.

Вода с чем-то остыла, став на вкус как торф, разбавленный в полынном соке. Евгений вылил её в мусорное ведро, следом отправил стаканчик с обгрызенной салфеткой внутри. Светофор за ларьком вспыхнул зелёным. Спуск в метро драконьим зевком чернел по ту сторону. Носитель сорвался с места, боясь опоздать — счёт на циферблате шёл на последний десяток секунд.

«Слушай», — проговорил он про себя, миновав пешеходную зебру. — «Может, скажешь, почему чернокаменское метро проложили в форме спирали?»

Даже в таком глухом местечке карта подземки ничем не отличалась от центральных: подсвеченный стеклянный пилон внутри каменной беседки с дежурным полицейским неподалёку.

— Геологические особенности этих земель.

«Пфф. Уж от тебя официальную версию…»

— Можешь многозначительно пожать за меня плечами?

Фанерон. Благородный сударь

Было в спуске под Чернокаменск что-то сказочно-потустороннее. Дело даже не в убитых эскалаторах, что пыхтели и дрожали точно утилизированные паровые роботы; не в убранстве а-ля чистенький общественный туалет; не в освещении, от которого даже самая вызывающая красотка выглядела вдовой из рухнувшего замка. Нет. Когда-то с подачи федеральных каналов вся страна гудела о Чернокаменской подземке. Ещё бы — первое и пока единственное метро, от и до возведённое в постсоветский период. Крутившиеся вокруг него суммы обсуждал даже ленивый. Скандалы гремели, руководители проекта переназначались, тихой сапой шла рокировка Мэров, бюджеты росли как тарифы на коммуналку, а газеты хором затаскивали метафоры Вавилонской башни да пещеры подземного короля.