У меня перехватило дыхание!
Жаклин сказала, что это ее бармен, что зовут его Кристиан, что он заносчивый, скрытный и увлекается спортом. Я попросила диск-жокея поставить медленный фокстрот и подошла к бару — пригласить Кристиана на танец. Он мягко и вежливо отказался: при его работе ему нельзя было отойти даже ненадолго!
Ну это уж слишком! Мое самолюбие было задето.
Узнав, в чем дело, мои спутники предложили ему на время занять его место.
Нет! Он отказался!
Пришлось вмешаться Жаклин.
Или он танцует со мной, или он уволен!
Он пошел со мной танцевать. Но, надо сказать, без воодушевления. Я вела себя так скромно, как только могла. Но я была Брижит Бардо, а он испытывал непреодолимое отвращение ко всему, что относилось к шоу-бизнесу, к его звездам, к его видным деятелям. Ему было глубоко чуждо все это! Насмотревшись в своем ночном клубе на знаменитостей, он теперь их на дух не переносил. Я не знала, куда мне деваться, снова, в который раз, проклинала судьбу, сделавшую меня знаменитой, в то время как мой склад характера и желания влекли меня к скромной жизни. Он любезно проводил меня к столику, потом вновь скрылся за стойкой бара и продолжал работать, как будто ничего не произошло. Нет, мне решительно не везло! Любой парень отдал бы все на свете, лишь бы потанцевать со мной, но именно тот, кто мне нравился, эту возможность ни в грош не ставил. Вдобавок, он еще и бармен. Я конечно, не сноб, но все-таки!
Я вернулась в Мерибель с неприятным осадком в душе.
Через два дня я решила опять съездить в Куршевель.
Весь клан отправился со мной!
Я снова увидела Кристиана. Я попыталась приручить его: со всей прямотой, на какую способна, рассказала ему о своем подавленном состоянии, о потребности в абсолютном. На этот раз он сам попросил у Жаклин разрешения потанцевать со мной и тут же его получил. Но нам мало было этих дурацких танцев. Нам хотелось увидеться днем, и в другом месте!
Кристиан катался на горных лыжах как олимпийский бог! Он приехал ко мне в Мерибель. Мы с ним говорили обо всем и ни о чем, о жизни, о страдании, о счастье любви! Он тоже родился десятью годами позже меня, под знаком Льва, но производил впечатление зрелого человека, гораздо более зрелого, чем Патрик, и был совсем не похож на него, родившегося под знаком Стрельца.
Иногда я оставалась ночевать у Кристиана. К моему удивлению, в его однокомнатной квартире жил еще и Клод Готье, его самый близкий друг и помощник бармена в клубе «Сен-Никола». Мне это напомнило жизнь в квартире Вадима на улице Бассано. Я подарила Клоду Готье коробку затычек для ушей, но повод воспользоваться ими представлялся крайне редко!
Кончился февраль, самый короткий месяц в году, и истек срок аренды шале, но моя любовь к Кристиану не угасла!
Иногда он приезжал ко мне на уик-энд, при содействии Жаклин. В других случаях я сама ездила в Куршевель.
Все эти сложности не прекращались до тех пор, пока Кристиан не оставил работу: ради меня, чтобы иметь возможность любить меня, куда бы ни забросила судьба... Он переехал на авеню Поль-Думер, и вместо бархатных и альпаковых костюмов, какие обычно носил Патрик, мои платяные шкафы наполнились зимними куртками и другой спортивной одеждой. Я приютила у себя вольную птицу, привыкшую к просторам, и неприспособленную к жизни в большом городе.
В это трудное для меня время заболела Дада.
Моя Дада, моя любимая нянюшка, жившая очень стесненно, без всякой помощи, кроме моей, в квартирке для прислуги, которую я ей купила, не способная сама обеспечить свое существование, потому что умела только обслуживать других, тяжело заболела, и ее срочно надо было класть в больницу. Я устроила ее в частную клинику на улице Николо, в двух шагах от ее дома. Навещала ее каждый день, ее состояние меня беспокоило. Я представила ей Кристиана, она была счастлива его видеть и сказала: «Надеюсь, уж этого-то ты не отпустишь, моя Бриззи».
Это было и мое самое сильное желание!
Однажды Патрик с победоносным видом и букетиком фиалок явился на авеню Поль-Думер, готовый вновь занять свое место. Однако, к его огорчению, оно уже было занято!
Я приобщила Кристиана к Базошу, где он мог гулять и бегать с ошалевшими от радости собаками, и собиралась приобщить его к «Мадрагу». Квартира на бульваре Ланн постепенно обретала великолепие. Как оказалось, весьма кстати! Но там пока еще никто не жил, и грустно было думать о том, что Патрик туда никогда не войдет!
Тридцать первого марта я согласилась сделать первый удар по мячу в футбольном матче сборных Франции и Бразилии! Для такого исключительного случая Жан Букен одел меня в синюю майку, коротенькие белые шорты и красные сапожки!
Это была целая эпопея!
Я в жизни не бывала на стадионе, а тем более на Парк де Пренс, и оледенела от страха, когда пришлось вслед за Пеле выйти на середину арены, где на меня уставились тридцать тысяч зрителей! Меня окружили игроки обеих команд, надвинулась толпа фотографов и телеоператоров, и я в бешенстве изо всех сил пнула мяч, приземлившийся прямо на голову одного из фотографов, который присел на корточки и самозабвенно щелкал затвором!