Инициалы Б. Б.

В тот вечер Вадим решил вставить в свой фильм сцену с тем моим бесстыдным бешеным танцем. Эти кадры облетели весь мир...

Леви и Вадиму так и не удалось достать денег на цветной фильм, и они впервые решили пойти ва-банк: за ночь написали дополнительную роль для Курта Юргенса, уже тогда безумно знаменитого. Фильмы делались его именем, и он был занят на три года вперед. Утром они улетели в Мюнхен со сценарием под мышкой, на Юргенса поставив все. В Мюнхене — сразу к нему.

У обоих были дар убеждения, размах и счастье игрока! Устоять, в общем, невозможно. Юргенс согласился сняться у них в паузе между двух своих давно назначенных фильмов... Дал он им 10 дней. Вернее, не дал, а продал: продал свое имя за бешеные деньги, и был прав! По контракту знаменитое, на вес золота имя шло первым в кадре, над самим заглавием. А мое — под, внизу...

Так женщина, которую «создал Бог», становилась просто приживалкой!

Впоследствии Юргенс проявил благородство, ибо предложил, посмотрев фильм, поменяться со мной местами и поместить первой меня, над заглавием, а его под! Как бы там ни было, Юргенс решил дело. Благодаря ему перед нами открылись все двери! Таким образом, я — его должница. Без него мой путь мог оказаться иным!

А фильм этот, решивший мою судьбу, должен был сниматься в Сен-Тропезе. Так что спустя несколько дней я покинула каннские празднества, похожие на поминки, и уехала в Сен-Тропез, свой будущий приют.

VII

Лучших съемок у меня не было. Я не играла — жила!

Вадим, изучив меня, никогда не переснимал одну и ту же сцену более двух раз — знал, что с каждым дублем уходит моя естественность. Сцены с Юргенсом еще не были досняты, а ему предстояло через день отбыть на другие съемки. Вадим переделал сценарий и в середине фильма «отправил» его в морское плаванье, так что Курт смог улететь в Мюнхен.

Играя в любовных сценах, я была сама собой, поэтому, само собой, влюбилась в партнера по фильму Жан-Луи Трентиньяна. С Вадимом мы жили как брат и сестра. Я оставалась к нему бесконечно привязана, он был мне опорой, другом, семьей. Но не возлюбленным. Я давно остыла к нему. А к Жану-Луи я испытывала безумную страсть. Скромный, глубокий, внимательный, серьезный, спокойный, сильный, застенчивый — не похожий на меня, лучше меня!

Я бросилась очертя голову в его глаза, в его жизнь, а с ним — в голубое Средиземное море. Это море стало единственным свидетелем наших встреч!

Жан-Луи хотел только меня одну, как есть, простую, простоволосую, первозданную. Он показывал мне ночное небо и звезды, и мы засыпали на теплом пляжном песке. Он открывал мне классическую музыку. Он учил меня любить неистово, по-настоящему и быть в подчинении у любимого...

И я жила все это время по-цыгански.

Мои чемоданы лежали в багажнике машины Жана-Луи, спали мы, где придется, ничто не имело значения, все казалось ерундой, когда мы были вместе.

По утрам мы, счастливые, являлись на съемки.

Под глазами у нас были круги. Мы ни на миг не расставались.

Вадим мучился, снимая с нами любовные сцены. А мы мучились, играя их перед ним и остальной группой. Не то было наедине, вдали от всех! Эти «все» судачили, сплетничали, судили-рядили и обсмеивали ту небольшую драму, которая разыгрывалась у них на глазах. Но мы в любви оставались чисты и были выше людских пересудов. Нас ничто не задевало, не ранило, не пятнало. Не раздражали даже газеты, объявлявшие меня «пожирательницей мужчин», «ветреной и бесстыдной»!

Я просто-напросто — влюбилась!

Жан-Луи был женат на Стефан Одран, я замужем за Вадимом.

И мы бросили все друг для друга!

С Жаном-Луи я прожила самые лучшие, полные, счастливые дни той моей жизни. Дни беспечности, свободы и еще — о блаженство! — инкогнито и безвестности!

Вернувшись в Париж самым длинным путем на его старой «симке», мы не знали, куда податься! Остановились в «Куин Элизабет». Какое-то время мы жили там, но жизнь в гостинице, причем роскошной, не была нам по душе. Оставался, конечно, дом на Шардон-Лагаш, но ехать туда мне было неловко: там как-никак прошли четыре года совместной жизни с Вадимом.

С утра до вечера я читала объявления в «Фигаро», пока Жан-Луи ходил на озвучку предыдущего фильма. Потом я бегала по объявлениям, осматривала то, что объявлялось как «две комнаты и кухня». Вторая комната оказывалась кладовкой без окна, а кухня — закутом с плитой в ванной комнате — без ванной. В гостиницу я возвращалась, упав духом, и еще сильней радовалась гостиничному комфорту!

Я не виделась больше ни с Дани, ни с Кристиной, ни с Одеттой, ни с Ольгой.

Я не видела никого, кроме Жана-Луи и квартирных агентов.

В моем уютном номере дни тянулись долго, часто я сворачивалась клубочком и лежала в ожидании его вечерних приходов!