Инициалы Б. Б.

Зато мой пес не раз и не два великодушно позволял ворам обчистить виллу «Мадраг». Вероятно, Капи был воспитан в духе социализма и полагал, что каждый имеет право на свою долю пирога.

Пока я изображала из себя укротительницу, небывалый газетный циклон обрушился на весь мир. Моя свадьба с Жаком красовалась на первых полосах мировой прессы. А поскольку не бывает дыма без огня, то кое-кто уже намекал на ожидающееся счастливое событие. Этого было достаточно, чтобы всполошить создателей моего будущего фильма.

А потом вмешалась еще и страховая компания.

На обязательном перед каждыми съемками медицинском осмотре мы, помимо всестороннего обследования, были обязаны, положа руку на сердце, письменно ответить на ряд вопросов и подписаться. Женщин, в частности, спрашивали: «Беременны ли вы в настоящий момент?» и «Когда были последние месячные?» Как назло, этот осмотр я проходила не в Париже, у моего доброго доктора Гийома, а в Ницце, у незнакомого и ужасно недоверчивого врача, который так и сверлил меня глазами поверх очков. Когда я ответила «нет» на первый вопрос, «две недели назад» на второй и подписалась, этот проклятый лекарь потребовал, чтобы я сделала пипи в баночку для анализа «на крольчиху» — это-де самый надежный тест на беременность.

Я попалась!

Но я не могу сделать пипи, мне совсем не хочется! Он хотел вставить мне катетер… я завопила, как резаная, что пришла на обычный общий осмотр и не желаю, чтобы во мне ковырялись. С какой стати?! Я и так прекрасно знаю, что не беременна! Но отвязаться от него не удалось: он велел мне сделать анализ в лаборатории Сен-Тропеза и срочно выслать ему результат, иначе — никакой страховки и никакого фильма!

До чего же сложная штука жизнь!

Вернулся Жак. Выглядел он неважно.

Мы оспаривали друг у друга право блевать с утра пораньше, просыпаясь.

Ну-ка, я — бе-е! А теперь ты — бе-е-е! Какой дуэт!

Случалось, что мы совпадали и вместе бросались очертя голову вон из спальни; кто успевал первым, тот имел право выбора: унитаз или раковина. Это было очаровательно!

У мужчины, когда он ждет ребенка, обычно не бывает подобных симптомов. Он что-то от меня скрывал или сам еще не знал, что чем-то болен!

Когда я почувствовала себя лучше, Танина Отре, художница по костюмам, стала примерять мне платья, в которых я должна была сниматься в «Хотите танцевать со мной?». Прелестные миткалевые платья, зеленые с белым, сшитые в «Реале», были сильно обужены в талии или же завлекательно облегали фигуру. Я просила портниху не слишком утягивать меня, оставить «слабину», говорила, что в августе будет очень жарко, а мне нужно чувствовать себя свободно. Еще я велела пришить по два ряда крючков на талии, а на примерках как могла надувала живот.

Будто мало было мне всех этих проблем, со студии позвонили и потребовали мой анализ. Ах ты! Я и забыла про пипи!

Да что они себе думают? Что я вот так запросто отдам мое пипи невесть кому? Невесть для чего? Да сколько можно талдычить про это пипи, заколебали уже! Тогда мне позвонила мама Ольга и очень серьезно, очень официально заявила: или я сделаю пипи в баночку, или фильма не будет. Она знала заранее результат этого треклятого теста, но хотела быть честной до конца, предпочитая потонуть вместе с кораблем — то есть, в данном случае, со мной.

А наш кораблик мал, да удал, по морям, по волнам он плывет назло штормам!

Я пошла к Дада.

— Дада, ты можешь кое-что для меня сделать?..

— Конеш-ш-шно, Бриззи, всо, что хош-ш-шешь, сокр-ррр-ровище мое.

— Дада, сделай пипи в чистую баночку из-под варенья и дай ее мне.

— ???

— Дада, пожалуйста, ни о чем не спрашивай, это очень важно.

И я отнесла в лабораторию пипи моей Дада, наклеив на банку ярлычок «Брижит Бардо».

В тот же день Жака увезли на «скорой» с острым приступом аппендицита.

После операции я поселилась при нем в клинике.

Мы провели неделю нашего медового месяца в больничной палате, тоскуя о гондолах Венеции и кокосовых пальмах Багамских островов. Это были последние дни нашей совместной жизни. Выздоровев, Жак должен был сразу же уехать на съемки «На ярком солнце». А мне предстояло отправиться в Ниццу и приняться, пока я еще в силах, за «Хотите танцевать со мной?».

Мне казалось, что я не переживу разлуки.

Я останусь одна с моей тайной ношей, с грузом ответственности за очень важный для меня фильм, с сознанием своей ущербности и физической слабости, а мой муж будет где-то далеко, на яхте, недосягаемый даже по телефону — от этой мысли я плакала с утра до вечера и с вечера до утра. Жак, понимая мою проблему, переживал подлинную нравственную трагедию. Глубоко тронутый моим искренним смятением, он решил, сославшись на свою болезнь, расторгнуть контракт.

Это была огромная жертва.

Ради того чтобы быть со мной, он отказался от потрясающей роли — Морис Роне, сыграв ее, стал звездой. Жак пожертвовал для меня признанием, которое так необходимо всякому актеру.