Инюрколлегия разыскивает...

Чем-то они были похожи. Одного роста, обоим около сорока, оба сильные и решительные. Зотов несколько мягче и медлительнее, все, что он делает, даже фокусы, кажется солидным и обдуманным. Семин выглядит острее и современнее, и, несмотря на обветренное лицо с резкими, рублеными чертами, в нем чувствуется интеллигент. Зотов одет дорого, добротно: драповое пальто, сшитое, безусловно, у хорошего портного, серая шляпа, белая рубашка, строгий галстук. На Семине легкая нейлоновая куртка, из-под которой виден мягкий свитер, на ногах грубые ботинки, волосы вроде бы не причесаны, но Марина знает, как трудно держать волосы в обдуманном беспорядке.

На противоположной стороне у окна актер разговаривал с Виктором, который стоял, засунув руки в карманы брюк, и, набычившись, смотрел на Миронова, который что-то быстро говорил и то и дело поглядывал на Марину и ее спутников. Актер поймал взгляд Марины, заулыбался и помахал рукой, похлопал Виктора по плечу и пошел, пританцовывая и смешно размахивая длинными руками, к выходу. У дверей он задержался, как бы что-то обдумывая, повернулся и спросил:

– Слышали новость?

– Смешная? – спросил Семин.

– Не очень. – Актер сложил кончики пальцев в щепотку. – У администратора пансионата сперли тридцать тысяч.

– Не тридцать, а двенадцать, – сказал Семин. – Я уже слышал об этом. Милиция приезжала. Бред, но интересно.

– Возможно, и двенадцать, – послушно закивал Миронов и, оправдываясь, добавил: – Скорее всего двенадцать, тридцать уж больно много.

– Двенадцать тысяч точно, администратор получил наследство, – сказал Семин.

– Ну и дурак, надо было держать в сберкассе. Верно? – Актер тронул Зотова за рукав.

– Не знаю, – ответил тот и отстранился. – Я иду играть в шахматы. Говорят, что слепой профессор – прекрасный шахматист.

– Слепой – и шахматы? – удивился актер. Посмотрел на Марину и, как бы оправдываясь, сказал: – Деньги, может, найдут?

– Наша милиция найдет. Смешно... – Семин махнул рукой и пошел к выходу.

Глава 4 ПРЕСТУПНИК

– Советский суд ставит перед собой широкую задачу: наказание и исправление не только виновного, но и воспитание других людей, в той или иной мере сопричастных с судопроизводством и судебным разбирательством.

Прокурор смотрит на председателя и продолжает:

– В последнее время в нашей практике наблюдается, на мой взгляд, неправильная и даже опасная тенденция.Обнаружив преступление, мы начинам искать причины правонарушения не столько в самом субъекте, сколько в его окружении. Родители, школа, комсомол, коллектив сотрудников, на мой взгляд, превратились в соучастников преступления.

Дежурной фразы: «а где были...», «на что смотрели...», «почему не остановили...», как правило, оказывается достаточно, чтобы зачастую абсолютно порядочные люди опустили головы и безропотно подставили эти головы под руку закона либо общественного мнения... Прошу понять меня правильно: я, как каждый советский человек, за коллектив, за коллективную заботу и ответственность за любого из его членов. У нас очень любят повторять: «Каждое сомнение толкуется в пользу подсудимого». Прекрасный принцип! Только почему о нем, так же как о презумпции невиновности, вспоминают только в связи с личностью и никогда в связи с коллективом? Окружение преступника виновато всегда безоговорочно, и вина его не требует доказательств. Такое положение является грубейшим нарушением социалистической законности, лазейкой для людей нечистоплотных и ведет к самым пагубным последствиям.