Инкарцерон

– Немногие клеткорождённые доживают до старости, это правда, – голос Гильдаса был резок, старик смотрел в сторону. Поправив пышный воротник своей зеленой мантии, он проворчал: – Прошлого нет. Что бы там ни было, это уже не имеет значения. Выбрось это из головы, или оно сведёт тебя с ума.

– Скольких еще клеткорождённых ты знал? – спросил Финн.

– Трёх.

Гильдас высвободил заплетенный кончик бороды, дернул его в раздражении, и, помедлив, добавил:

– Вы редкие создания. Я искал долгие годы, пока не встретил тебя. Ходили слухи, что один клеткорождённый просил милостыню возле Зала Прокажённых. Но когда я, наконец, заставил его заговорить, то понял – он сумасшедший. Без умолку болтал о говорящих яйцах. О коте, что исчезая, оставляет лишь улыбку. Годы спустя, следуя новым слухам, я нашел ещё одну женщину, работающую у цивилов в Ледяном крыле. Она выглядела вполне нормальной; я старался уговорить её поведать мне о своих видениях. Но она так и не заговорила. Позже я узнал, что она повесилась.

Финн сглотнул.

– Почему?

– Мне сказали, ей стал мерещиться ребёнок. Невидимый ребёнок, хватающийся за её юбки и зовущий её, всюду следующий за ней, будивший по ночам. Его голос изводил её. Она не смогла его заглушить.

Финн затрясся. Он знал, что Гильдас наблюдает за ним. Сапиент резко проговорил:

– Вероятность найти тебя, Финн, была мизерна – один шанс на миллион. Но я получил этот шанс. Лишь ты поможешь мне совершить Побег.

– Я не смогу…

– Сможешь. Ты мой пророк, Финн. Моё связующее звено с Инкарцероном. Скоро ты подаришь мне видение, которого я ждал всю жизнь – знак, что настало моё время, что я должен последовать за Сапфиком и выйти Наружу. Каждый сапиент пытается проделать этот путь. Никто не преуспел. Но ни у кого из них не было проводника-клеткорождённого.

Финн покачал головой. Он слушал эти слова годами, и они всё ещё пугали его. Старик был помешан на Побеге. И чем же Финн сможет помочь? Как могут кому-то пригодиться обрывки воспоминаний или покалывания кожи, перетекающие в удушливое забытьё?

Гильдас протиснулся мимо него к выходу и, взявшись за металлическую лестницу, предостерёг:

– Никому про это не рассказывай. Даже Кейро.

Он начал спускаться, когда Финн проговорил:

– Джорманрик ни за что не отпустит тебя просто так.

Гильдас глянул на него сквозь перекладины лестницы:

– Я хожу там, где хочу.

– Ты ему нужен. Он правит Крылом только благодаря тебе. Самому бы ему…

– Он справится. Насилие и страх – его оружие.

Гильдас слез ещё на ступеньку, потом вернулся, его маленькое сухое лицо просияло внезапной радостью.

– Ты только представь, Финн, каково это – однажды распахнуть люк и выйти из темноты, из Инкарцерона? Увидеть звёзды. Увидеть солнце!

Финн помолчал, затем, начав спускаться следом за сапиентом, тихо сказал:

– Я видел их.

– Это всего лишь грёзы, мечты, глупый мальчишка, – горько усмехнулся Гильдас.

Старик на удивление проворно спускался по перекрестьям раскачивающихся лестниц. Финн же следовал за ним медленно, ладони скользили по верёвкам и жар от трения проникал сквозь перчатки.

Побег.

Слово это жалило, как оса, пронзало разум – томление, обещающее весь мир и не значащее ничего. Сапиенты учили, что Сапфик однажды нашёл путь, ему удался Побег. Финну едва ли верилось в это. Истории о Сапфике множились – у каждого странствующего сказителя и поэта было в запасе несколько новых сказок. Приключений, которые приписывались Сапфику – перехитрил всех Лордов и совершил легендарное путешествие сквозь Тысячу Крыльев Инкарцерона, – хватило бы не на одну жизнь. Тюрьма, говорят, огромна и непостижима, лабиринтам залов, лестниц, комнат и башен несть числа. По крайней мере, так учат сапиенты.

Он коснулся ногами земли. Проследил глазами за зелёными, как у змеи, переливами мантии Гильдаса – старик торопился покинуть Берлогу. Финн поспешил за ним, предварительно убедившись, что его меч в ножнах, а оба кинжала за поясом.

Кристалл Маэстры – вот что занимало теперь все его мысли.

И получить его будет не так просто.

Ущелье Выкупа было всего в трёх залах отсюда, и он быстро пересёк тёмную пустоту, тревожа пауков и выродившихся сумеречных ястребов, что пикировали с высоты стропил. Кажется, все остальные уже там. Он услышал комитатусов прежде, чем нырнул под последнюю арку. Те орали, бросая через пропасть ругательства, и их собственное презрение эхом возвращалось к ним, отражаясь от гладких неприступных плит.