– Звучит неплохо, – лениво протянул Кейро и начал устраиваться на ночлег. Однако Гильдас не отрывал взгляда от портрета, вырезанного в стволе дерева. Он подполз поближе и потёр изображение жилистой рукой с набухшими венами. Посыпались ошмётки лишайника, и узкое лицо проступило отчётливее на фоне зелёного мха. Ладони, державшие Ключ, казались настоящими – так тщательно они были прорисованы. Финн сообразил, что, должно быть, вставив Ключ, они замкнули какую-то цепь, встроенную в дерево. На миг его посетило странное видение: Инкарцерон как колоссальное существо, в чьи внутренности из проводов и костей они влезли незваными гостями.
Он сморгнул.
Кажется, никто не заметил, разве что девушка, не отрываясь, смотрела на него. А Гильдас в это время говорил:
– Он ведёт нас тем же путём, которым шёл сам. Словно по нити в лабиринте.
– Значит, он сам нарисовал свой портрет? – намеренно растягивая слова, процедил Кейро.
– Разумеется, нет, – обиделся Гильдас. – Это алтарь, созданный сапиентами, которые следовали за ним. Надо бы нам по пути поискать и другие знаки.
– Жду не дождусь.
Кейро улёгся поудобнее и свернулся калачиком.
Гильдас сердито уставился на его спину. Потом обратился к Финну:
– Достань Ключ. Надо бы его поберечь. Путь может оказаться длиннее, чем мы предполагаем.
Вспомнив о бескрайнем лесе, Финн призадумался – не придётся ли им блуждать по нему вечно. Он осторожно извлёк Ключ из шестиугольной скважины. Раздался тихий щелчок, и в норе мгновенно потемнело, а свистящие обрывки фольги затенили отдалённое свечение тюремных огней.
***
Финн застыл в неудобной позе, прислушиваясь. Прошло довольно много времени, прежде чем по сопению Гильдаса стало понятно, что старик заснул. Только вот что с остальными? Лица Кейро не было видно. С места, где лежала Аттия, не доносилось ни звука, но ведь она умела не привлекать к себе внимание, почему и выжила. Снаружи, словно обрушивая на непрошеных гостей своё презрение, бесновался лес: ревел и бился о стволы деревьев ветер, трещали и осыпались ветки.
Они разозлили Инкарцерон. Открыли запретную дверь и пересекли незримую черту. Возможно, ещё не успев начать своё путешествие, они застрянут тут навсегда.
Наконец, он понял, что не в силах больше ждать.
С бесконечными предосторожностями, стараясь не вызвать ни единого шороха, он вытащил из кармана обжигающе ледяной кристалл, покрытый слоем конденсата. Даже орла внутри не было видно, пока Финн не стёр холодную влагу.
– Клодия, – выдохнул он, сжав Ключ.
Тот молчал.
Никаких огоньков внутри. Финн не осмеливался говорить громче.
Но в этот момент что-то забормотал во сне Гильдас, и Финн решился – склонился над кристаллом и позвал:
– Ты слышишь меня? Ты здесь? Пожалуйста, ответь.
Бесновалась буря, её вой пробирал до нервных окончаний. Финн в отчаянии прикрыл глаза. Ему всё примерещилось, нет никакой девушки, а он и правда родился здесь – в какой-то матке Тюрьмы.
А потом, словно из его собственного страха, возник голос:
– Рассмеялся? Он сказал именно так, ты уверена?
Финн в изумлении распахнул глаза. Голос мужской, спокойный и задумчивый.
Он испуганно огляделся – не слышат ли его спутники. Потом девичий голос произнёс:
– Конечно, уверена. Мастер, если Джайлз умер, почему тогда старик смеялся?
– Клодия, – прошептал Финн, забыв обо всём на свете.
И вдруг заворочался Гильдас, проснулся Кейро. Финн выругался, спрятал Ключ и, обернувшись, напоролся на пристальный взгляд Аттии. Значит, она всё видела.
Кейро выхватил нож. В глазах сквозила тревога.
– Ты слышал? Какой-то шум снаружи.
– Нет. – Финн сглотнул. – Это я.
– Болтаешь во сне?
– Он разговаривал со мной, – спокойно сказала Аттия.
Кейро впился в них изучающим взглядом, потом улёгся обратно, но Финн уже понимал, что обмануть брата не удалось.
– С тобой, да? – вкрадчиво переспросил Кейро. – А кто такая Клодия?
***
Они мчались галопом по тропинке, над головами колыхали тёмно-зелёной листвой древние дубы.
– И ты веришь Эвиану?
– В этом – верю. – Она посмотрела на мельницу у подножья холма. – Мастер, тут что-то не так. Старик должен был любить Джайлза.
– Печаль странно действует на людей, Клодия. – Джаред казался обеспокоенным. – Ты сказала Эвиану, что собираешься найти этого Бартлетта?
– Нет. Он…
– Кому-то ещё? Элис?
– Ага, расскажи что-нибудь Элис, и об этом через минуту узнают все слуги, – фыркнула Клодия и кое-что вспомнила. Она осадила запыхавшуюся лошадь.
– Отец уволил учителя фехтования. По крайней мере, попытался. Тебе он ещё ничего не говорил?
– Пока нет.
Они молчали, когда Джаред наклонился, отпер и раскрыл пошире ворота. Изрытая колеями дорожка за воротами обросла диким шиповником, крапивой, кипреем, белыми зонтиками бутеня[7]
.Джаред лизнул занозу в пальце и сказал:
– Кажется, мы на месте.
Приземистая хижина пряталась за громадным каштаном. Подъехав ближе, Клодия с негодованием обнаружила, что всё здесь абсолютно соответствует Протоколу: дырявая соломенная крыша, сырые стены, кривые деревца во фруктовом саду.
– Лачуга бедняка.
– Боюсь, что так и есть, – печально улыбнулся Джаред. – В нашу Эру комфорт доступен только богачам.