Характерно, что в Третьем рейхе, который наша пропаганда никогда не признавала «социалистическим», несмотря на название правившей в нем партии, частная собственность, хотя и не была формально запрещена, однако еще в период до начала боевых действий в Европе радикально ограничивалась. Так, крупнейшие собственники, финансисты и промышленники, владельцы мощных заводов, вроде Круппа, из прежних капиталистов стали «бетрибсфюрерами», т. е. руководителями трудовых коллективов, своего рода специалистами-управляющими: они уже не могли продать свои предприятия, изъять сколько-нибудь значительные капиталовложения или самостоятельно определять свои производственные программы. Всё принципиальное им как обычным исполнителям предписывало нацистское государство. В ходе второй мировой войны частная собственность в Германии оказалась в еще большем подчинении централизованной административно-командной системы. Методы эксплуатации военнопленных и заключенных на тех же заводах Круппа, например, не имели уже ничего общего с заботой о росте прибыли или эффективности производства, а определялись, главным образом, различными маниакальными идеями Вождя. Ведомство Геббельса все это время старательно внушало населению, будто государство является всего лишь выразителем и защитником интересов народа, германской нации, настоящие же хозяева предприятий - рабочие. Картина нам всем хорошо знакомая. Если какая-нибудь деятельность, выходящая за рамки сферы минимального жизнеобеспечения и осуществляемая силами отдельных лиц или небольших групп, все же признается в империи необходимой, она ставится под жесткий контроль правительственных чиновников и по возможности переносится в столицу. В вопросах искусства, градостроительства, высококвалифицированного престижного ремесла и т. п. столица почти инстинктивно не терпит конкуренции, силой или обещанием привилегий сосредоточивая у себя основной духовный и творческий потенциал государства. В судьбе ювелиров Чан-Чана, отправленных после завоевания царства Чимор в Куско, писателей и артистов, переезжавших в Москву из Ленинграда и других городов, есть в этом отношении немало общего. Каждой мировой державе соответствует, таким образом, «мировой город». К сожалению, эта тема на примере инков не могла быть нами специально раскрыта, ибо о доиспанском Куско известно очень мало подробностей; в наших источниках зияет здесь досадный пробел. Из текстов хроник мы знаем, однако, что нигде в другом месте империи не было сосредоточено такого количества богатейших храмов и дворцов. Развалины крепости Саксауаман, находившейся рядом с инкской столицей, потрясают воображение по сей день, многократно превосходя своими масштабами сохранившиеся остатки оборонительных сооружений в провинциях и на окраинах бывшей Тауантинсуйю.