Инклюз

— Так вы надурили монахов? — спросил. Зулеб — Или и никакой вы не христианин, а язычник вроде меня?

— Чушь! — отрезал я. — Вовсе я не язычник. Никогда я не поклонялся ни идолам, ни ложным богам.

— Я тоже в растерянности, — мягко, все еще не отводя от реликвии глаз, сказал брат Камилл. Мы всегда полагали вас человеком истинной веры. Да и обманывать нас, да еще в таком важном для нас и незначительном для вас деле нет никаких резонов. Но не будем омрачать такой день судилищем и подозрениями. Реликвия нашлась, хвала Богородице!

Зулеб посмотрел на меня с сомнением и даже сожалением, а вскоре, когда весла донесли нас до берега, мы все отправились под сень Стела Марис. Прогонять меня никто не стал.

Наше приподнятое настроение испарилось, когда вместо стен монастыря мы увидели сперва дым, а потом и пепелище на развалинах, откуда он поднимался.

Совершенно не хочу приводить никаких подробностей. Скажу лишь, что монастырь был разрушен до основания, а единственное живое существо, которое, скуля, скиталось по развалинам, было оборванным, покрытым ожогами братом Ожье.

Не глядя на братьев-кармелитов, он устремился ко мне. Весь он дышал гневом, отчаянием и уверенностью безумца.

— Ты! Ты виноват в этом! Ты миновал убийц и пусть не сам, а руками своего клеврета, но вернул ее!

Подхватив с земли турецкое ружье с обломанным прикладом, он взвел курок и выстрелил, уперев обломки дерева в живот, раньше, чем я успел сунуть руку в карман.

Бедный Абих! Не уверен, что он собирался заслонить меня. Скорее все вышло случайно. Так или иначе, пуля пробила не мою грудь, а его. Застряла в позвоночнике и причинила моему слуге быструю, но болезненную смерть.

Истратив боезапас, да еще и получив болезненный удар в живот отдачей ружья, брат Ожье лишился боевого пыла и даже не сопротивлялся, когда Зулеб выкрутил ему руку и повалил на землю. Он был готов говорить. Рассказывать о происшедшем и о том, почему он считает меня виновником трагедии. Вот что он рассказал за вычетом лакун, заполненных совсем уж непотребной бранью и выкриками.

— Предсказание — это горняя весть! Оно не может не исполниться! Пророчество было произнесено, но ничего не свершилось! День за днем, а все без изменений! Я выкрал реликвию и унес прочь. Она не может вернуться в монастырь сама, только на остров! Убийцы туги-душители должны были покончить с тобой и с этим рыжим…

При этих словах Зулеб усмехнулся, и мне показалось, что он знал о тугах нечто, ограждавшее его от их посягательств.

— С ним тоже, он слишком хитер, зачем он все время трется возле монастыря? Зачем мы пользуемся его услугами, ему нельзя доверять! Туги бросили бы вас птицам и шакалам, а я снова спрятал бы реликвию и скрылся. Поджидал бы каждого, кто отправится за ней, и предавал бы его тело земле. Без реликвии монастырь не мыслим! Братья разошлись бы по другим обителям, но остались бы живы!

Он перевел дух и затих, но вскоре глаза его вновь загорелись, и кармелит продолжил:

— Но ты вернулся и сделал так, что двое из нас осквернили ни что иное, как саму пещеру Иоанна! Зачем тебе это? Почему ты не нашел реликвию в первый раз? Я ничего уже не понимал, я не знал даже где нанятые мной туги. Они великие убийцы и сами предложили свои услуги. Их лица невозможно запомнить, кто бы ни стал свидетелем, он не смог бы опознать их уже через день. Где же они? Один высокий и второй немного полный, где?

Тут Зулеб снова усмехнулся.

— Я отправил послание туркам, они давно точат зуб на наш монастырь. Я рассказал, что братья прибегнут к колдовству, чтобы навести порчу на пашу. Но вас спасли, ты привел французов. Что мне было делать? Твой слуга был готов взвалить твою ношу, и я уже не знал, как остановить вас.

Я бросился к туркам, я даже взял их деньги. Но они не стали искать вас. Они пришли с порохом и штыками. Они разрушили обитель. Они убили даже раненых, уходу за которыми я хотел посвятить себя, чтобы замолить свои грехи. Пророчество свершилось! Но виновник того, что пришла не беда, а трагедия — ты!

Тут он завыл, а потом стал бредить, требуя, чтобы его повесили на осине.

— Дурак какой! — глядя на брата Ожье со смесью восхищения и сарказма сказал Зулеб.

Мы похоронили тела тех, кого нашли среди развалин, а заодно и Абиха Мамеда. На доске, бывшей когда-то столешницей, брат Камилл написал имена тех, кого знал. Жаль, нам не было известно имя, которое получил Абих при крещении.

Ночевать среди руин мы не стали. Отошли в сторону Хайфы и заночевали в реденьком горном лесу. Наутро мы разойдемся. Братья Камилл и Луи пойдут своим путем, захватив с собой брата Ожье. Должно быть, суровая выйдет ему епитимья.

Зулеб скроется на своих загадочных тропах. А куда идти мне — непонятно совершенно. Но в Акко возвращаться было бы крайне неосмотрительно и опасно.

С такими мыслями я натянул одежду на голову и уснул прямо на теплом камне. К утру он остынет, но мое крепкое здоровье убережет меня от простуды.