Инклюз

Никто не отпустил напрашивающейся шутки, а эрл обеспокоено нахмурился.

— Сивлия!? Где ты? — снова завопил Буэр.

И словно отвечая ему, издалека донесся женский визг.

Буэр рванул к воротам, которые еще не закрыли, после того как впустили эльфов. Эрл Векс протянул руку в бок, и паж вложил в нее повод. Игнорируя стремена, эрл взлетел в седло и с места пустил коня наметом. Он быстро догнал Буэра, но, вопреки ожиданиям, не обогнал его сразу. Буэр, выбравшись за ворота, бежал так, что, казалось, у него вместо ног колеса. Размахивал руками, спотыкался, но бежал с такой скоростью, что эрлу понадобилось не меньше полуминуты, чтобы оставить его позади. А еще через полминуты ворота миновали рыцари. Так они и неслись: впереди эрл за ним пеший Буэр и последними рыцари, тяжеловесные кони которых никак не могли догнать каменщика. Так они и исчезли из виду.

Весь резервный отряд столпился у открытых ворот, а впереди них стояла, сжавшая кулаки, Ошенн. Когда она там появилась, никто не заметил. Всем нам хотелось броситься вслед за эрлом. Люди только что не приплясывали, волевым усилием оставаясь на своих постах. К счастью, ожидание продлилось недолго.

Темная масса, состоявшая из нескольких всадников, быстро приближалась. Вскоре стало возможным различить, что это рыцари. Через седло у одного из них был перекинут Буэр, а другой удерживал на седле перед собой Сивлию. Эрл невредимый, но с перекошенным лицом и обнаженным мечом, скакал чуть сзади, и все время оглядываясь.

Рыцарь, везший Буэра, передал его на руки воинам, столпившимся вокруг его коня. Каменщик, изрубленный и исколотый, едва дышал, и его легкие выталкивали кровавые хлопья с каждым выдохом. Откуда не возьмись, рядом оказался мальчик-эльф. Он прижал лицо к груди Буэра и сильно дунул. Каменщика затрясло, но через мгновение он расслабился и задышал глубоко и бескровно. Эльф отошел и тяжело оперся на свой посох. Оба они заметно дрожали.

Я увидел, что Равли перекинулся словом с десятником. Тот согласно кивнул, и Равли бегом побежал по пристенной лестнице. Вскоре он стоял между мной и Ольвином, торопливо рассказывая:

— Сивлия-то пошла в холмы. Там ручей, где ивы молодые. Ну и корябала кору, да, поди, мечтала, о чем всегда. И замечталась. Увидала, когда их-то, то сразу бегом и блажить. А наши как услышали — туда. Эрл он боевой, ему что. А Буэр здоровый, а сноровки нет и привычки. Про топор забыл, с кулаками кинулся, как увидел, что эти ее вот-вот за космы схватят. Их там мало было: передовой дозор. Эрл наш Векс всех и порубил. Но они-то успели Буэра истыкать, хотя вроде и он одного удавил. А рыцари, когда доскакали, все и кончилось уже. Но хорошо, что доскакали, а то, кто б каменщика с каменщицей довез а? Уж когда они назад повернули, видно стало этих, которые на нас идут. Тьма их, но пехом, коней нету.

Тут, стоявший рядом со мной эльф негромко свистнул, привлекая наше внимание. Он указывал туда, куда и нам полагалось смотреть — за стену.

Равли охнул и скатился по лестнице, торопясь вернуться на свое место в шеренге перед воротами. А мы остались смотреть, как от гор через холмы переваливается темно-серая масса. А впереди ее кружит невысоко в небе кто-то на черных крыльях.

Серый вал подходил все ближе, и эльф скрежетнул зубами. В первых рядах шли, быстро переступая негнущимися ногами, его практически соплеменники. Беловолосые эльфы, каких я никогда не видел, но слышал, что за горами как раз такие и живут. А за эльфами шли люди. Вооруженные ржавым железом, в доспехах старых времен. Умертвия.

Крылатая фигура выписывала круги перед мертвым войском, подробностей было не разобрать, но она и без того действовала угнетающе.

Шаг, еще шаг, враги приближались. Вдруг крылатый взлетел так, что стал виден не только со стен, но и со двора замка. Черные крылья распахнулись и замерли, закрыв падающее к горизонту солнце; крылатого словно вморозило в вечерний воздух. Он не шевелился, позволяя разглядывать себя. И ему это нравилось: углы яркого губастого рта ползли вверх. И не было во дворе и на стене никого, кто отвел бы сейчас от него взгляд.

Рот — единственное, что шевелилось, сразу приковывал внимание. Мясистый, влажный, с губами, созданными для того, чтобы высасывать жизнь вместе с кровью, высасывать из обезглавленных тел. Когда удавалось отвести взгляд ото рта, окинуть им фигуру целиком, крылатый сперва казался даже красивым. Длинные ноги с маленькими ступнями, худощавые руки. Только вглядевшись, можно было разобрать, что пальцы на ногах и руках все в кожных складках, словно наморщенный лоб. А уж почему так, стало ясно, только когда крылатый развел руки в стороны и растопырил враз удлинившиеся многосуставчатые пальцы. Ладонью он мог бы обхватить человека за пояс. И обезглавить, и выпить кровь, хлещущую из перерванного горла.

Трудно сказать, почему именно, при виде крылатого, приходили в голову мысли о кровопийстве. Каждая его черта вопияла о том, что это его страсть к удовлетворению, которой он приспособлен наилучшим образом