Инкогнито

Теперь я не сомневаюсь, что наблюдаю отработку операции "Ретро". Я не вмешаюсь в события. Не дано мне такого права. Слишком многое поставлено на карту. Внизу - лишь малая толика того, что может случиться, если операция начнется всерьез.

Я заставляю себя не отводить глаз, когда два человеческих потока с режущим слух утробным придыханием: "Ха-а-о-о!" вгрызаются друг в друга.

Серые и оранжевые дерутся по-звериному молча, страшно, до изнеможения. Безумие вынуждает даже поверженных приподниматься и с неистовой слепой яростью ногтями и зубами рвать врага.

В этой схватке оранжевые явно одерживают верх - их намного больше. Они бешено пыхтят, добивая дергающиеся на кровавых плитах жертвы. В это время узкий луч выхватывает в стороне, на боковом ответвлении дороги, троих в серебристо-сером. Они машут руками, кричат, изо всех сил стараясь привлечь внимание.

Это очевидная приманка. И она срабатывает. Уцелевшие бойцы в оранжевых куртках кидаются сюда. После драки их уже не так много. Люди бегут тяжело, многие ранены и прихрамывают. Но глаза их по-прежнему налиты дикой, исступленной злобой.

Трое в сером демонстративно показывают спины и ленивой трусцой пускаются прочь. Расстояние между беглецами и преследователями сокращается. Троица минует поворот, и сразу же в этом месте вспухает тяжелое приплюснутое облако. Похожее на сгустившийся утренний туман, оно низко прижимается к плитам, словно таящийся зверь, поджидая людей в изорванной оранжевой одежде.

Троица в сером останавливается, оборачивается, и по тому, как спокойно наблюдает она за происходящим, я заключаю, что ее миссия завершена.

Передние ряды оранжевых, влетев в полосу тумана, едва достигающего их колен, успевают пробежать по инерции несколько шагов и без вскриков валятся на дорогу. Их пример никого не отрезвляет. Слепое стадное чувство гонит людей вперед, в смертельные клещи парализующего газа.

Через несколько минут все кончено.

Полоса шоссе покрыта неподвижными и слабо шевелящимися телами. Люди в специальных комбинезонах в считанные секунды уничтожают токсичное облако. По плитам скользят приземистые широкие энергили. Они подбирают тела, сваливая их в квадратное углубление на обочине, напоминающее бассейн. Только вместо воды в нем - газ, на этот раз другой - зеленоватого цвета.

Потом специальные машины смывают с плит грязь и кровь, и вскоре шоссе вновь сияет поразительной чистотой.

Становится удивительно тихо. Ветер мягко пошевеливает вершины сосен. Чувство нереальности происходящего охватывает меня. Я надолго застываю в неподвижности, не в силах оторвать глаз от небольшого предмета на обочине. Это случайно уцелевший окровавленный лоскут.

Ставшие чужими губы что-то твердят помимо моей воли. Не сразу соображаю, что повторяю, как в лихорадке, одно-единственное слово: "Ретро".

Много нитей тянется к нам из прошлого. Сколько мудрого и поучительного скрыто в его глубинах. К несчастью, не только мудрого и поучительного. Несколько веков тому был изобретен ядовитый газ, найдена формула вещества, способного превратить человека в бешеное, повинующееся окрику животное,- а сегодня безымянные убийцы сеют смерть. Я готов проклинать их. А вместе с ними - и всех, кто позволил создать такую мерзость, не уничтожил ее. Но что, если завтра оживет призрак, который проглядел именно я? И мой неведомый потомок будет проклинать меня? Можно ли прервать бесконечную цепь зла, соединяющую прошлое с настоящим? Этот вопрос жжет мой мозг, и я знаю, что не дано мне права жить спокойно, пока ходит по земле благообразный седой старик, который жаждет погнать все человечество, как стадо безумцев по этому шоссе, в придуманный им ад. Отныне Изгой для меня больше, чем враг.

Однако сейчас не время давать волю эмоциям. Хотя бы потому, что для представлений такого рода, кроме многочисленных статистов, необходимы и режиссеры. К последним, судя по всему, и относятся люди, собирающиеся уже покидать вместительную площадку самой высокой и неосвещенной вышки. Используя технические приспособления, я получаю возможность взглянуть и на них. И сердце мое, кажется, начинает давать перебои, когда различаю знакомые черты седовласого старика.

Во взгляде его нет и намека на спокойную умиротворенность. Глаза человека на вышке наполнены невероятной, почти осязаемой силой, словно внутри у него клокочет, не стихая, яростный холодный огонь. Он молча и даже с некоторой брезгливостью смотрит на освещенное шоссе, где только что разыгралась жестокая драма. Возможно, его не устраивают масштабы кровавого спектакля, не исключено, что перед его взором - совсем иные перспективы.