Инкогнито

У Изгоя они есть. И еще солидная фора во времени. Насколько она велика, мог бы уточнить джентльмен с респектабельными манерами. Но трогать двойника запрещено, и мне остается лишь провожать тоскливым взглядом знакомую до отвращения фигуру, когда сталкиваемся в архивном коридоре. А сталкиваемся мы довольно часто, так как я по-прежнему дни напролет провожу в этом почтенном учреждении, просматривая старые программы. Меня интересует все, что произошло на Территории с тех пор, как сюда переместился Изгой. Эти экскурсы в недалекое прошлое не отнесешь к разряду приятных развлечений. Мое сознание напичкивают кровавыми деталями самых невероятных драм: от наиболее распространенного убийства, совершенного маньяком, до редкого случая изнасилования четырнадцатью девочками-подростками постового полицейского. Голова пухнет от стандартно-неправдоподобных обещаний некой фармацевтической фирмы, восхваляющей препарат для повышения потенции "Самсон", и прочей рекламной жвачки для глаз и слуха. Она сопровождается такими соблазнительными сюжетами, что у меня вскоре начинает рябить в глазах от этих нескончаемых ножек, бюстов и бедер. И все же я не спешу покидать кресло добровольных инквизиторских пыток, поскольку в этой навозной видеокуче изредка проблескивают крупицы драгоценной информации. Фиксирую их в памяти. Особенно заинтересовали меня два происшествия, впрочем, настолько заурядные для мегалополиса, что репортеры отделались скупыми сообщениями о них.

Витольд Кирпатрик, сорокашестилетний конструктор центра космических исследований, покончил с собой, выбросившись из окна собственной квартиры. Причиной самоубийства послужило внезапное психическое расстройство. Кирпатрик заболел за несколько дней до гибели. По характеру энергичный и жизнерадостный, однажды вечером он вернулся домой, по словам жены, в странном, угнетенном состоянии духа. Кирпатрик перестал узнавать знакомых, не мог вспомнить элементарных вещей, связанных с работой, сутки проводил в неподвижности, уставившись в одну точку.

Самуил Лэкман, пятидесяти лет, профессор, лауреат премии Фаркоши, пытался свести счеты с жизнью, вскрыв вены. Он находился без сознания в бассейне загородного коттеджа, когда его случайно обнаружил рекламный агент. По словам агента, в бассейне было больше крови, чем воды, но Лэкмана все же спасли. История и симптомы его заболевания были такими же, как и в случае с Кирпатриком: внезапное, похожее на шок, нервное расстройство, ощущение безысходности, практически полная потеря памяти. Во избежание повторения роковых попыток Самуила Лэкмана поместили в специальную лечебницу, где он находится под строгим наблюдением и по сей день.

Два эти события разделяло всего девять дней. Совсем не второстепенное обстоятельство для криминалиста. Впрочем, даже не оно приковало мое внимание. А то, что и Кирпатрик, и Лэкман были талантливыми, известными не только в Сообществе специалистами, работающими в одной и той же области конструирования автоматических саморегулирующихся систем. Иначе говоря, оба занимались созданием нового поколения роботов.

Это открытие, наконец, избавляет меня от опостылевшего архивного затворничества. Теперь важно установить, не имеет ли то, что случилось с Кирпатриком и Лэкманом, отношения к Изгою. Отнюдь не простая задача, если учесть, что все происходило несколько лет назад.

Но я чувствую, что это след, пусть и припорошенный пылью, но настоящий след, и потому действую с утроенной энергией. Нет смысла описывать блуждания в путанице следственного лабиринта. В любой профессии существует работа, которую принято называть черной,- штука не из приятных, если учесть, что колоссальные усилия могут быть затрачены впустую.

Приходится встречаться с десятками самых разных людей - инженерами и сутенерами, домохозяйками и пилотами гравилетов, представляясь то провинциальным репортером, то полицейским, то специалистом по психическим болезням.

И в конце концов удается выяснить весьма существенную деталь. Накануне своего внезапного и странного заболевания и Кирпатрик, и Лэкман имели достаточно продолжительную беседу с одним и тем же лицом. Однако торжествовать рано, этот человек - не Изгой. Правда, не исключено, что он одно из звеньев цепи, ведущей к Изгою. Но чтобы это выяснить, я должен найти ответ на один вопрос - что представляет из себя почти никому не известный ученый-биохимик Макс Сторн?

Итак, опять не слишком деятельная роль наблюдателя. Хотя на этот раз попавшая в мое поле зрения личность, судя по известному антуражу, куда перспективнее. Тепло, как говорят дети, играющие в одну древнюю игру. Этого мало, нужно, чтобы было по-настоящему горячо. Впрочем, не стоит торопить события, ограничусь пока несложными, однако вполне очевидными заключениями.