Инкогнито

– Испортил мне всю малину! Я как раз пытался произвести впечатление на нашего нового сотрудника, а тут ты явился…

Мужчина подхватил шутливый тон.

– Если новый сотрудник – эта прекрасная дама, я тоже хочу произвести впечатление.

Подошел к Арине довольно близко, но не нарушая допустимую границу приличия.

– Артем, прошу любить и жаловать.

От его улыбки что-то екнуло внутри, а по телу растеклось приятное тепло.

– Арина. Очень приятно…

Взгляд мужчины казался медовым, но в этой сладости не чувствовалось приторности. Неужели им всем действительно приятно ее видеть? Или дело в том, что агентство нуждается в новых работниках? Как бы хотелось разобраться. Поверить в то, чему противился разум. Вернуть давно позабытую уверенность, что она тоже достойна внимания и любви, как любой другой человек…

***

Птичка… Маленький нахохлившийся воробышек, сорванный злым ветром с насиженного местечка. Как она очутилась здесь? Зачем? Такая взволнованная, испуганная и … прелестная в своей искренности. Просто невероятно: смущалась, как школьница, от одного только мужского взгляда. И ладно бы на самом деле имела повод для стеснения или робости. Ее внешность слишком отличалась от привычных канонов, но от того казалась еще более притягательной. А она об этом даже не догадывалась.

Мужчина нахмурился, злясь на того, кто вселил в нее неуверенность, научил сомневаться в себе и ждать подвоха в каждом слове или действии. Из-за таких вот мерзавцев замечательные, достойные женщины почему-то привыкают ставить себя ни во что. И страдают, натыкаясь на острые шипы действительности.

Он неожиданно вспомнил заявку, что так настойчиво вручила ему Алиса накануне Нового года. Незнакомка, которой писал, могла быть похожа на эту… Арину. Редкое имя. Редкая чистота в глазах. Редкое, трогательное волнение, окрашивающее позолоченую веснушками нежную кожу в необычайный оттенок. Отчего-то захотелось тронуть эти солнечные крапинки, почти утонувшие в румянце смятения. Согреть в своей ладони тонкие пальцы, наверняка холодные, иначе она не стала бы теребить их так отчаянно.

Вздохнул, отгоняя непрошеные мысли. Если кому-то и суждено греть или успокаивать эту пташку, то явно не ему: в собственной жизни давно не осталось ни тепла, ни покоя.

Глава 4

Пожалел сегодня сердце –

не отдал,

Хоть и, собственно, отдать

было нечего…

Все какого-то звонка

с неба ждал.

… А она ждала ответа

доверчиво…

Вроде шуткой началось,

а потом

заскрипела сзади дверь…

В Тридевятое?

Будто в воздух ледяной

ткнулся лбом,

Что ж ты бесишься в груди все…

проклятое?!

Эта сказка не срослась

на двоих,

Волком добрым в ней тебе

быть не велено!

У нее и без волков жизнь –

под дых,

Ей своей беды и так

не отмеряно.

Лижешь раны да трясешь

головой –

До сих пор звенит любовь

оплеухою?

Все же мысли у тебя

о другой,

Вот и с этой не делись

той же мукою!

Или спрятаться в руках

захотел?

И подставить под ладони

лобастую?

А ее сердечко ты бы

согрел?

А ее бы не обидел,

глазастую?

Если станешь для нее

свет в окне,

Да глаза закроешь сам, да

к отвесному…

Перельется боль твоя

ей вдвойне,

Потому что с ней нельзя

не по-честному.

Зазвенит она струной,

только тронь,

Сделай шаг навстречу ей –

и откроется,

Да ведь в сердце у тебя

не огонь,

О другой душа твоя

Богу молится.

Там, внутри тебя давно

листопад,

Там, внутри тебя давно

осень плачется,

Как же хочется упасть

в синий взгляд,

За которым счастье спит

или прячется.

Пожалел сегодня сердце –

не отдал.

Волчья жизнь, она по-волчьи

и мерилась.

Все звонка ее из прошлого

ждал…

Самому вот только в чудо…

не верилось.

Сказоч-Ник

Мужчина стоял неподалеку от входа в ресторан, в небольшой нише, пока оставаясь незамеченным для расположившихся за столиком коллег. Спешить было некуда, а он нуждался в этом времени, паузе перед тем, как присоединиться к остальным.