- Но отказываешься от себя такого. Тебе важны мысли, умение слышать, чувствовать, способность побеждать инстинкт похоти и находить смысл в том, что для кого-то – всего лишь обед или ужин. Для тебя это – ритуал страсти, приносящий настоящее удовольствие и силу. И что бы ты ни говорил, какой бы огонь не полыхал в твоих янтарных глазах, ты получаешь наслаждение от того, что остаёшься человеком, не являясь им. Это и возвышает тебя над теми, кто скрывается в подворотнях. Это и позволяет тебе слышать зов Города – существу за пределами человеческого восприятия, способному мыслить и чувствовать, как самый истинный, неиспорченный жизнью и мировыми реалиями человек.
Гэбриел, внезапно едва не потерявший контроль, успокоился и с интересом посмотрел на рассудительную пани. Элегантный бордовый костюм, крупные коралловые бусы на шее, безупречный макияж на лице – она, словно дама из ретро-салона, приковывала внимание. Как, впрочем, и глубокий вырез её декольте…
Она закурила – вишнёвую сигариллу через длинный гранатовый мундштук. Сладкий дым напомнил Наблюдателю, насколько он не в восторге от приторных ароматов, но он решил потерпеть. Какое-то время, пока Смерть была ему действительно интересна.
- Я и сама чувствую, что-то не так. Слишком много людей заходит ко мне на чай. Не успеваю узнать, понять, едва ли могу стать другом. Словно не Смерть, а экспресс-служба доверия. Уже даже подкупила священников, чтобы они рассказывали мне всё, о чём слышат в исповедальнях. Но толку мало. Многие умирают, а я и не знаю об этом. Открывают глаза и видят – всё так же. То же место, те же улицы, то же время. Встают, и уходят, так и блуждают призраками. Брошусь искать старых – теряю новых. Словно откуда-то исходит сильный поток негативной энергии, вводящей людей в депрессию, шизофрению и маниакальную тягу к одиночеству.
- Таков удел Смерти – работать сверхурочно и без выходных. Чего ты ждала…
- Но это всё действительно странно. Знаю, Совет хочет избавиться от тебя, но… Гэбриел, я хочу помочь тебе разобраться. Раньше здесь было не так. И чай с «Последним желанием» был куда более родным и интимным. Именно из любви к людям я пошла на эту работу, устроила это кафе, создала атмосферу и уют, так, чтобы люди могли почувствовать себя счастливыми, даже умирая. А теперь всё, над чем я работала, рушится! И снова повсюду этот глупый страх перед смертью и, как следствие, неумение жить! Мы похожи с тобой, Гэбриел. Мне тоже нужен смысл. Я тоже – человек.
- Я поверю, если докажешь.
- Как?
- Займёмся любовью.
Смерть улыбнулась, лёгкий румянец фруктового чая коснулся её щек, а грудь колыхнулась под дуновением сладкого вздоха. Наклонившись над столом ближе, ещё ближе к Инкубу, она прошептала:
- Я желала, чтобы ты предложил…
III Dies
Якоб уже ждал его на пороге:
- Иностранец, тут к тебе странный тип пожаловал. Назвался Полем. Говорит, что поэт, но знаешь, глаз у меня намётан, думаю, чего вынюхивает! Даже от выпивки отказался! Я в таких вещах сразу чую подвох…
- Всё нормально, мы знакомы. Он действительно поэт, а то, что не пьёт – так это поправимо, - Гэбриел улыбнулся, - Больше никаких новостей, пока меня не было?
- Был на втором этаже, слышал, словно кто-то живой у тебя за дверью притаился. Даже женский стон примерещился. А может, не примерещился? Неужели девушку свою привёл? – глаза старика зажглись плотоядным огнём.
- Да нет, показалось. Со мной женщины не уживаются. Только призраки. И даже они – недолго.
Оставив ошарашенного Якоба в раздумьях о смысле сказанного, Инкуб вошёл в зал, прежде захватив из бара бутылку любимого «английского пойла». Поэт сидел на кресле, словно ждал приёма, прижимая к груди большую тетрадь, обёрнутую в чёрную кожу – своё бесценное сокровище заметок и музыкальных фраз. Увидев незнакомца, спасшего ему жизнь, он тут же вскочил и побежал навстречу, стремясь то ли пожать руку, то ли даже обнять – не в силах скрывать своих чувств (эти поэты вечно подвластны эмоциям). Но Инкуб, не обращая внимания на сей искренний простодушный порыв, лишь кивнул, дав понять, что видит Поля, и проследовал на второй этаж. Поэт поплёлся позади, и его руки дрожали, но Гэбриел знал, то не радость встречи, а ликование таланта управляло его восторженностью. Потому что, он видел, Поль верит, что, наконец, написал нечто по-настоящему достойное.
- Софи! – поэт чуть не выронил свою тетрадь, - Что ты здесь делаешь?
Гэбриел подошёл к ней, внимательно посмотрел на лицо, задумчиво улыбнулся и, протянув бутылку виски, отошёл к окну – раствориться взглядом в чёрно-белом пейзаже ночи, мысленно пройтись по крышам невысоких домов, услышать голос, зовущий из глубины – самого сердца Города.
- Поль! Как ты здесь очутился? Его что, тоже? – она обращалась к Гэбриелу, но он лишь отрицательно покачал головой, - Тогда зачем ты здесь?
- Что тоже? Тоже его любовник, ты это хотела сказать?
- С чего вдруг! Что за глупости ты вообще говоришь! С какой стати!
Хлопнув руками по подоконнику, Инкуб повернулся к ним, и молчание наполнило комнату. Посмотрев сначала на него, после на неё, он промолвил: